Тарзан. Том 4

— Уходи, Фастус,— скомандовал начальник.— Ты достаточно здесь набезобразничал.

— Вы мне за это заплатите,— прошипел сын Сублатуса, потирая изувеченную руку и бросая злобные взгляды то на пленников, то на офицера.— Все попомните меня, я обещаю вам это.

Спустя некоторое время после ухода незваных гостей Кассиус Аста рассмеялся вполголоса:

— Император,— давясь смехом пробормотал он,— такой крысенок в пурпурной мантии!

Друзья принялись обсуждать, чем чреват неожиданный визит императорского сынка, какие еще беды сулит он беспомощным узникам, как вдруг в дверной щели замерцал свет факелов.

— Ожидается следующий визит,— промолвил Металлиус, указывая на отблеск пламени.

— Может, это Фастус вернулся, чтобы плюнуть в лицо Тарзану? — предположил Кассиус Аста.— Заручился папочкиным позволением и...

Все засмеялись.

Свет двигался по коридору, но топота солдатских башмаков не было слышно.

— Кто бы это ни был, он идет в одиночку и старается двигаться бесшумно,— заметил Металлиус.

— Может быть, это подосланный к нам убийца? — предположил Кассиус Аста.

— Тогда встретим его должным образом,— заверил Тарзан.

Мгновение спустя дверь отворилась, и на пороге возник началькик тюремной стражи.

— Аппиус Аполлоний! — воскликнул Прокус.— Это не убийца, друзья мои!

— Нет, мой добрый друг,— сокрушенным тоном сказал офицер,— я пришел не для того, чтобы лишить тебя жизни, но наверняка то, что я скажу, лишит тебя покоя.

— Что за дурную весть ты принес? Говори,— Прокус подался вперед.

— Фастус в гневе проговорился и сказал больше, чем следовало.

— Что же он сказал?

— Он сказал, что Далекта согласилась стать его женой, она надеется таким образом спасти своих отца и мать, да и твою матушку, Прокус, всеми любимую Феофилату, от гибели. Сублатус и Фастус поставили перед ней такое условие.

— Назвать Фастуса крысой — значит, оскорбить несчастное животное! — загремел Прокус.— Передайте Да-лекте, что я предпочел бы видеть ее мертвой, чем женой этого ничтожества.

— Я сочувствую тебе, мой добрый Прокус,— сказал Аппиус Аполлоний.— Может быть, я чем-нибудь могу тебе помочь? Далекта сама знает, что в ее положении смерть — лучший выход, но она вынуждена думать о своих близких и о твоей матери.

Прокус поник в цепях, опустив голову на грудь.

— Я об этом не подумал,— сдерживая стон, пробормотал он.— Но должен же быть способ помешать негодяю.

— Он сын императора,— напомнил Аста.

— Да знаю, знаю! — закричал Прокус.— Но мне страшно подумать, что будет с Далектой! Этого недолжно произойти!

Тарзан указал на офицера и спросил:

— Это твой друг, Прокус?

— Да,— ответил тот.

— Ты доверяешь ему?

— Я готов доверить ему свою жизнь,— торжественно заявил Прокус.

— Тогда скажи ему, где лежат ключи, пусть он принесет их тебе,— сказал Тарзан.

Лицо Прокуса на мгновение застыло.

— Я не сообразил сразу! — вскричал он.— О,нет, он не станет рисковать своей жизнью.

Офицер вмешался в диалог.

— Моя жизнь уже в опасности,— сказал он с кривой усмешкой.— Ты разве забыл, что обещал мне Фастус? А такие обещания он выполняет с особым удовольствием. Можно считать, что я уже приговорен к смерти. Так говори же, что тебе нужно. Какие ключи? Я их тебе принесу.

— Может, когда ты узнаешь, от каких замков эти ключи, ты передумаешь? — увещевал друга Прокус.

— Я уже понял,— сказал офицер.— Говори, где они.

— Ты бывал в моем доме, Аполлоний,— помнишь полки у окна, на которых лежат свитки пергамента?

— Помню.

— Задняя часть третьей полки открывается, как дверца, если нажать на выступ. Он еле заметен и находится is левой стороне поверхности. За дверцей есть тайник. Там, среди прочего, лежат и ключи.

— Я принесу их тебе, Прокус,— кивнул в знак согласия офицер.

Дверь закрылась. Друзья следили за тем, как удалялось по коридору мерцание факела. Это Аполлоний шел к выходу.

Наступил последний день игр. Чернь жаждала крови. Алчная и возбужденная толпа собралась в Колизее, чтобы утолить свои низменные инстинкты и снова изведать сладкую дрожь ужаса при виде мучительной смерти обреченных людей. Арена еще блестела свежим песком. Вчерашние багряные лужи были убраны, ничто пока не напоминало о прошлых трагедиях.

Матеус Прокус провожал своих друзей. Он вновь оставался в камере.

— Проклятье! — сетовал он.— Те, кто сегодня останутся в живых, обретут свободу. Мы не увидимся больше. Прощайте. Я желаю вам удачи. Пусть боги дадут силу вашим рукам. А мужества вам не занимать.

— Аполлоний не сдержал слова,— вздохнул Кассиус Аста.

Тарзан против обыкновения казался взволнованным.

— Если бы ты пошел с Аполлонием, тебе не нужны были бы ключи.

До камеры доносился шум поединков и вопли зрителей. Друзья отчетливо слышали лязг мечей, стоны умирающих и неистовый свист черни.

Служители выводили узников, иногда по двое-трое сразу. Не все, далеко не все, возвращались с победой... Пока на место втолкнули только двоих.