Тарзан. Том 4

— Такое срочное распоряжение, что не может подождать до утра?

— Да, срочное, но ты бы предпочел, чтобы оно было не таким спешным,— засмеялся человек в плаще.

— Мы уже поняли,— ответил Прокус без страха в голосе.— Мы ждали кого-то вроде тебя.

— Вас кто-нибудь предупредил?

— Нет, нам просто известен нрав цезаря.

— Тогда, молитесь своим богам,— сказал вошедший, выхватывая из ножен меч.— Я пришел известить вас о том, что вам предстоит умереть этой ночью. Таков приказ цезаря.

Свет факелов упал на лицо говорящего и осветил холодную улыбку. Цезарь послал с ужасным поручением того, кто был готов исполнить его с радостью. Это был один из дружков Фастуса, человек, питавший зависть и ненависть к блестящему патрицию, каковым был Матеус Прокус.

С этой улыбкой вошедший и умер, когда Аполлоний всадил ему в спину свой меч по самую рукоять. Другой рукой он толкнул дверь камеры, и она захлопнулась перед носом у солдат. Те побежали прочь по коридору, унося с собой свет факелов. Их напугала неожиданная смерть командира.

— Теперь нельзя терять ни минуты,— шепотом скомандовал Прокус.— Бежим!

— У вас есть ключи и время, чтобы убежать, пока станет известно о случившемся,— пробормотал Аполлоний.— Да хранят вас всемогущие боги. Я пошел. Прощайте,— и он растворился во тьме тюремного коридора.

Прокус осторожно разомкнул ошейник Тарзана. Потом человек-обезьяна избавил от оков своего товарища. Двое мужчин распрямились и вскочили на ноги. Им не нужно было разговаривать друг с другом — всю неделю они обсуждали план побега. Теперь оставалось претворить его в жизнь.

Главной целью было найти и освободить Кассиуса Асту и Квинта Металлиуса, на чью отвагу и честность друзья могли положиться. Да еще требовалось собрать вокруг себя остальных пленников и принять бой. А после надлежало приступить к исполнению дальнейших замыслов.

Молча, как тени, скользили друзья по коридору, отпирая камеру за камерой — большинство их пустовало. Дуденда, Луанда и Огонно, их прежние соседи по заключению, были уже отпущены на свободу по закону арены, который цезарь велел соблюсти в отношении безобидных туземцев-ваг ого.

Время поджимало. В глубине тюремных стен слышалась подозрительная возня. Тарзан и Прокус уже отчаялись найти своих товарищей, как вдруг случайно обнаружили их в камере-клетке с выходом на арену. С ними вместе сидели несколько профессиональных гладиаторов, которых по непонятному капризу цезаря почему-то задержали в тюрьме. Это настроило бравых вояк еще более враждебно к Сублатусу, если такое было возможно. Все они радостно пообещали пойти с Тарзаном, куда бы он ни приказал.

— Некоторые из вас простятся с жизнью этой ночью,— предостерег их человек-обезьяна, когда лишенные ошейников и наручников бывшие узники собрались в одном из пустующих помещений. Стража тем временем, гулко топая, в недоумении носилась по коридорам тюрьмы.

— Те, кто выйдет из переделки живым,— продолжал Тарзан свою проникновенную речь,— отомстят цезарю за все нанесенные обиды.

— Погибших боги встретят как героев,— сказал один гладиатор,— Мы идем на святое дело, лишь бы битва была хороша...

— Она будет хорошей, это я вам гарантирую,— пообещал Тарзан.— Будет жаркий и долгий бой.

— Тогда мы идем с тобой,— заявили гладиаторы — Вперед!

— Только я еще должен освободить своих друзей,— сказал человек-обезьяна.

— Мы же очистили каждую камеру, — удивился Прокус.— Все люди здесь.

— Да, мой друг,— люди здесь,— усмехнулся Тарзан.— Но обезьяны еще взаперти.  

Глава 18 СВАДЕБНАЯ ЦЕРЕМОНИЯ

А на другом конце Затерянной долины в тюремной камере томились два узника — Маллиус Лепус и его друг Эрих фон Харбен, заточенные по навету Сульфуса Фупуса ждали завтрашнего утра, когда должны были начаться триумфальные игры в честь торжеств императора Валидуса Августа.

Нам надеяться не на что. Разве только смерть принесет свободу,— мрачно философствовал некогда жизнерадостный Лепус.— Все наши друзья кто в изгнании, а кто в соседних камерах. Негодяй Фупус постарался вовсю использовать зависть своего приемного отца к Касту су Асте.

— И во всем я виноват,— казнился Эрих фон Харбен.

— Не принимаю твоего самобичевания,— возразил Лепус.— Фавания подарила тебе свою любовь. Ты ее куда более достоин, нежели это ничтожество Фупус. Уверяю тебя, он никогда бы не добился благосклонности моей двоюродной сестры, и случилось бы то же самое — все мы очутились бы за решеткой. Завистливая душонка Фупуса не выносит существования рядом людей красивых и благородных.

— Моя любовь причинила боль Фавании и^ заставила страдать благородного Септимуса и его друзей,— сказал фон Харбен.— А я прикован цепью к каменной стене и поставлен в такие условия, что даже пальцем не в силах пошевелить, не то что защитить любимую девушку и верных друзей...

— Ах, если бы Кассиус Аста был в городе,— сокрушался Лепус,— Сейчас, когда Фупус объявлен официальным наследником престола, народ безмолвствует только потому, что нет более достойного претендента. Будь Аста здесь, непременно вспыхнул бы мятеж, и мы очутились бы на свободе.