Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза

Акции брата Саши, до тех пор считавшегося обычным, пусть и подающим надежды, инженером, возросли невероятно. «Ах, смотрите, это тот самый Александр Пельтцер, у которого сестра артистка!» – говорили сотрудники.

– Это ж надо! – смеялась Татьяна. – Это ж надо прийти на завод, чтобы здесь почувствовать себя артисткой!

Другие машинистки интересовались у нее, трудно ли стать артисткой и что нужно для этого сделать, а заводское начальство в скором времени предложило ей вести драмкружок. От драмкружка Татьяна наотрез отказалась, а девушкам объясняла, что при желании ничто не трудно, только вот жизнь актрис не так уж и замечательна, как может казаться… Иногда и машинисткой работать приходится.

На автомобильном заводе Татьяна проработала два года. Ушла от греха подальше, когда вдруг, неожиданно для всех, арестовали брата Сашу. Органы раскрыли на заводе контрреволюционную организацию (неизвестно, существовала ли она на самом деле), арестовали несколько человек, и кто-то из арестованных дал показания на Александра Пельтцера. Сашины дела были очень плохи. Участие в контрреволюционной организации грозило долгим сроком заключения, а то и высшей мерой наказания. Иван Романович, Евгения Сергеевна и Татьяна ждали худшего и надеялись на лучшее. Как же можно не надеяться? Отношения между Евгенией Сергеевной и Татьяной в то время немного улучшились, но после того, как Сашу выпустили, они снова охладели друг к другу. Саша легко отделался – просидел «всего» полтора года, а затем с него сняли все обвинения и выпустили на свободу. Официальная версия была такова – враги нарочно, с вредительской целью, оклеветали честных советских людей, которые работали на заводе, чтобы разладить работу. Всего освободили полтора десятка человек, а арестовано было больше семидесяти.

В 1936 году Татьяна уехала в Ярославль, в самый старый (первый) русский театр имени Федора Волкова. Иван Романович узнал от актрисы Александры Чудиновой, знакомой ему по совместной работе в передвижном театре «Шахтёрка Донбасса», что в театре есть вакансии, Татьяна написала письмо и получила в ответ телеграмму: «Приезжайте зпт условия месте тчк» – приезжайте, условия оговорим на месте.

Ярославский драмтеатр в ту пору славился своей приверженностью к отечественной классике, главным образом к Островскому и к Чехову. Новые пьесы там ставили с большим разбором, выбирали самые лучшие – «Платона Кречета» Александра Корнейчука, «Моего друга» Николая Погодина, «Петра Первого» Алексея Толстого.

Татьяна ехала в Ярославль с большими надеждами, которым, к сожалению, не суждено было сбыться. Александре Чудиновой повезло – ее талант расцвел на ярославской сцене пышным цветом и она на долгие годы стала примой драмтеатра имени Волкова. А вот Татьяне Пельтцер не повезло. В очередной раз. Отыграв в Ярославле один сезон, она вернулась в Москву. Ее никто не травил и не преследовал, в труппе к ней относились хорошо, режиссеры не раз хвалили, но главных ролей не давали, а второстепенные Татьяну не устраивали. В то время она не ощущала себя характерной актрисой. Ей хотелось быть примой. Ей казалось, что режиссеры ее недооценивают. Возможно, кто-то недооценивал Татьяну, а кто-то, напротив, зрил в корень и потому давал ей яркие роли второго плана. Но масштаб в ту пору был для Татьяны важнее яркости. Черт побери! Ей уже за тридцать!

– Вера Фёдоровна прославилась, когда ей было за тридцать, – утешал отец, пару раз навестивший Татьяну в Ярославле. – «За тридцать», Танюша, это самый расцвет, а не старость, как тебе кажется. Погоди, наберись терпения, придет и твое время. Непременно придет!

– Ах, папаша, умоляю – не надо про Комиссаржевскую! – отмахивалась Татьяна. – Давайте лучше вспомним Алису Коонен или Сару Бернар…

– Так и у Сары Бернар тоже не сразу все гладко пошло! – горячился Иван Романович. – Ее дебют прошел незамеченным. В отличие от твоего!

Иван Романович столько рассказывал знакомым (да и незнакомым тоже) о раннем и донельзя блестящем сценическом дебюте его дочери – «зрители аплодировали стоя, «браво» кричали так, что подвески на люстре звенели, засыпали цветами», – что со временем сам начал в это верить.

– Вашими бы устами… – вздыхала Татьяна.

Ей казалось, что судьба коварно подшутила, нет, не подшутила, а поиздевалась – рано привела на сцену, дала отведать настоящих больших ролей, а когда она вошла во вкус, начала больно щелкать по носу – вот тебе, вот тебе, получи!