Татьяна Тарханова

В бункер попадали через подвал, где всегда стояла вода. Надо было пройти по узкому деревянному настилу, и сделать это в полумраке едва освещенного подземелья было не так просто. Женщины не раз звали на помощь Татьяну. С «летучей мышью» она выводила их из бункера. Одни в шутку звали ее «Том Сойер из бомбоубежища», другие — «комендант бункера», и как-то так случилось, что Игнат стал посылать ее в цехи по делам штаба ПВО. Она стала связной. Ей выдали ватные брюки и ватную куртку. Новая одежда сделала ее шире в плечах и скрыла худобу. Высокого роста, она могла сойти теперь за шестнадцатилетнюю. Только мягкий детский овал лица да походка выдавали в ней двенадцатилетнюю девчонку. Но она этого не знала и сама себе казалась в ватнике совсем взрослой. Вот бы на нее посмотрела Уля! Теперь, пожалуй, еще не известно, кто из них может считать себя старшей. Татьяна хотела съездить в Раздолье, но ее не отпустили. Тогда она написала Уле письмо, пригласила к себе. Уля ответила лаконично: ездить на комбинат и искать ее там у нее нет времени. И как бы между прочим просила передать родителям, что она присматривает за их домом и особенно за изгородью, которую долго ли растащить на дрова. По вечерам Татьяна не раз увязывалась за Игнатом и вместе с ним обходила посты ПВО. Случалось, их заставала воздушная тревога. В такие минуты ей очень хотелось оказаться в надежном бомбоубежище, но ничего не поделаешь, приходилось быть при командире и следовать за ним по цехам. Лизавета волновалась:

— Ну где вы пропадали?

— Исполняли службу.

— Горе мне с вами.

Лизавете было тяжело. В сорок лет нелегко лазить с масленкой по трансмиссиям механического цеха. Но война есть война. Да к тому же лучше самая тяжелая работа, чем день и ночь беспокоиться за Игната. Не молодой уж, за пятьдесят перевалило. И по вечерам, когда не было воздушных тревог, она чувствовала себя даже счастливой. Вся семья вместе, живут хоть и не очень сытно и не дома, а в тепле.

Война как-то заставила ее забыть свою неприязнь к Татьяне. Что ей жаловаться на приемную дочь? Может быть, даже хорошо, что она такая самостоятельная. Таким война не так трудна. Ну, а что дальше будет — зачем об этом думать? С ней Татьяна или не было бы ее, все равно надо с Игнатом век свой доживать, ежели только войну переживут.

Татьяна любила вечера, когда они втроем сидели в углу бункера и, отделенные от других повешенным на веревке одеялом, разговаривали о своих семейных делах, о доме, в который они обязательно вернутся весной. Жизнь в доме представлялась совсем иной. Все свое будущее Татьяна связывала с отцом, а с ним все будет по-другому. Она должна его разыскать. Но как это сделать? Прежде всего надо узнать его имя. Ведь ее отчество не по отцу, а по деду.

Однажды, когда Лизавету вызвали по каким-то делам в цех, Татьяна спросила Игната:

— А у тебя только я одна? Никого больше не было?

— Был сын.

— А как его звали?

— Василий.

— А где он?

— Без вести пропал.

— Как так без вести? Уехал и ничего не написал?

— Может, и написал, да я тоже уехал, вот и потеряли один другого.

— И больше у тебя никого, никого не было?

— Кроме тебя, никого.

Теперь она знала, что ее отца зовут Василием. Василий Игнатьевич Тарханов. Значит, она может начать поиски. Но как начать? Написать в Москву? А куда? Есть главный адресный стол. Но ведь отец, наверное, воюет. Значит, надо писать в Москву, военному командованию. Там должны знать, где какой солдат воюет. Однако вскоре она отказалась от этого плана. Зачем ей посылать куда-то письмо и ждать, пока наведут справки да ответят, — ведь самое простое объявить по радио, как это делают другие, и отец сразу узнает, что его ищет дочь. Как это раньше она об этом не подумала? И в тот же вечер она втайне от своих написала в Москву письмо, где просила дорогую радиоредакцию объявить по всем городам и фронтам, что Василия Тарханова разыскивает его дочь Татьяна Тарханова, которая живет в Глинске, на комбинате огнеупоров.

Она не сомневалась, что радио поможет ей в розысках и что, бесспорно, отец ее услышит. Но прежде чем услыхал ее тот, к кому она обращалась, ее услыхали те, от кого она так тщательно скрывала свои поиски. Как-то вечером, когда в бункере было полно народу, голос диктора объявил:

— Продолжаем передачу писем родных и знакомых. Василий Игнатьевич Тарханов. Вам пишет ваша дочь Татьяна Тарханова. Она сейчас живет в городе Глинске, ее адрес...

В первое мгновение Татьяна от радости даже бросилась к репродуктору. Вот оно, письмо! И сейчас, наверное, ее слышит отец! Но, увидев перед собой растерянное лицо Игната и смущенную Лизавету, она поняла, что совершила страшную ошибку.

Схватив ватник, она выбежала из бункера. Во дворе у штабеля ее нагнал Игнат.

— Кто тебе сказал?

— Слышала, как вы говорили. Перед самой войной.

— Понятно! Так вот что, Танюшка. Пока Василия нет, я тебе отец, а Лизавета мать. Ясно? А найдется отец, перейдем в другую должность — деда и бабы.

— Где отец? Почему он не с вами?

— Не знаю.

— Он бросил меня?

— Ничего он о тебе не знает. И мы о нем тоже ничего не знаем...