— Это даже хорошо, что ты меня не слышишь, потому что я и сама пока не решила: нужно тебе это знать или нет? И посоветоваться не с кем… Вот видишь, как у нас все с тобой получилось, — поди теперь разберись, кто прав, кто виноват, — говорила Таня, занимая Мишино место, — Я тебя очень любила… Да что я тебе рассказываю, как будто ты сам не знаешь. Вот ведь, хотела говорить только правду, а уже соврала: не «любила», а до сих пор люблю… Только ты ничего такого не подумай, я на это только потому и решилась, что ты меня не слышишь… Или… Мы же не знаем, что там на самом деле происходит, — и ты мне потом все припомнишь. Ладно, Сереж, считай, что я пошутила. Хотела тебя подловить — сколько ты еще будешь притворяться, что ничего не слышишь, — и не получилось… А если не слышишь… — Наклонившись, она поцеловала его руку, — Я совсем запуталась, не знаю, чего я хочу, что делать. Я только хочу, чтобы ты был всегда. Вот это я теперь только и знаю. Если бы это помогло, я бы многое отдала, чтоб тебе помочь. Чтобы ты сейчас хоть на секунду открыл глаза…
И, словно в ответ на ее последние слова, Сергей вполне осмысленно посмотрел на нее. От потрясения Таня на какое-то время потеряла дар речи, а потом резко надавила на «тревожную кнопку», вызывая врача.
— Я сейчас!
Ей пришлось довольно долго ждать, пока прибежавшие медики осматривали очнувшегося Никифорова, снимали необходимые показания, совещались. Наконец, один из врачей вышел из палаты и обратился к Тане:
— У вас есть пять-десять минут. Не стоит его сразу нагружать…
— Ему что, плохо? — испугалась она.
— Нет, показания хорошие, просто утомлять больного ни к чему. Да, и постарайтесь его не волновать.
Таня опрометью бросилась к Сергею, прижалась лбом к его руке, лежащей на кровати:
— Сереженька… Спасибо тебе! Если бы не ты, Надя осталась бы сиротой. Ты что-то хотел сказать? — Она резко подняла голову, заглядывая Никифорову в глаза, — Я почувствовала, как ты пошевелил рукой. Что, Сережа, что ты хочешь? Почему ты так смотришь на меня?!
— Мне не нужна твоя благодарность, — тихо, через силу, произнес Никифоров.
— Сережа, что ты… — Таня вскочила, потрясенная его словами.
— Ты так кичилась… своей честностью, своими принципами. Разрушила нашу жизнь… из-за того, что не могла простить обман. Я честным с тобой хотел быть… — Каждое слово давалось ему с огромным трудом, но Сергею было необходимо высказаться. Последние дни он слышал и понимал гораздо больше из того, что говорили ему и Миша, и Баринова, чем они могли предположить, и узнал множество вещей, о которых прежде даже не подозревал. Вот только не мог на все это отреагировать.
— Сережа, ты успокойся, все давно прошло, я сейчас уйду, а ты отдохни… — запинаясь, забормотала Таня.
— Почему ты за меня все решила? — В его взгляде ясно читалось такое испепеляющее презрение, что она пошатнулась и прикрыла рот рукой, — И кто ты после этого? Уходи, — произнес Сергей и устало закрыл глаза.
Но Таня была просто не в силах сдвинуться с места. Так он знал?… Знает?… И что же теперь будет со всеми ними?!
— Я сказал, уходи, — повторил он спустя пару минут, не глядя на нее.
— Послушай… — беспомощно проговорила Таня.
— Почему я тогда не прочел это чертово письмо? Дурак… Но дурак — все-таки не подлец. А вот что ты скрывала все эти годы, что у меня есть дочь, — это уже подлость, — Он вновь открыл глаза и смотрел с прежним презрением и горечью, — Вы с Бариновой действительно подруги, одна лучше другой. Только с ней давно все ясно…
— Я лучше пойду. — Таня попятилась к двери. Она многое могла бы сейчас сказать Сергею в ответ, но ведь он был еще так слаб, худшего момента для выяснения отношений и представить себе невозможно, — Я доктора позову…
— Имей в виду, — бросил ей вслед Сергей, — как только я выпишусь, начну оформлять отцовство.
Таня остановилась как вкопанная и обернулась, мотнув головой: «Нет! Не надо! Не делай этого!»
— Ты не сможешь мне помешать быть рядом с дочерью.
— Ты ошибаешься, Надя не твоя дочь. Не твоя! — почти выкрикнула Таня, — Сереж, — продолжала она, опомнившись, — мне не хочется тебя расстраивать… в смысле, расстраивать еще больше, но ты ошибаешься. Мне очень жаль…
— Я тебе не верю. И не поверю, — твердо ответил Никифоров.
6
Нина Перепелкина вошла в здание аэровокзала и начала изучать расписание рейсов. Права, права была Таня: не стоило ввязываться во всю эту историю. А уж впутывать Генку — и вовсе немыслимая глупость! Теперь вариантов просто не осталось. Иначе пострадают те самые люди, которых она так старалась защитить от несправедливости. Правильно сказано — благими намерениями вымощена дорога в ад. А для нее, Нины, пока что — в Ханты-Мансийск.
Ладно, хоть никто из Рыбкиных, кроме Димы, не видел, как поспешно она собирала вещи. Да и ему Нина наплела что-то неубедительное о каком-то своем якобы женихе, который ждет не дождется ее на Крайнем Севере. Ну и пусть думают, что хотят, лишь бы живы-здоровы остались. А уж она как-нибудь сумеет заново выстроить свою судьбу.