— Привет, узнала? Это Яна! — услышала она веселый голос ненавистной хозяйки. — Представляю, как вы все обзавидуетесь, когда увидите мое лицо двадцатилетней девушки! Туся, это не курс омоложения, это какое-то волшебство! Ну ладно, как там у вас дела? Соскучились по мне?
— Ага, как собака по палке, — с неприкрытой ненавистью ответила Туся: окажись Яна прямо сейчас в зоне ее досягаемости, той пришлось бы после этой встречи не курс омоложения проходить, а делать пластическую операцию, и, возможно, не одну. — Особенно я — жду не дождусь, когда же ты нас снова обрадуешь своим появлением!
— А чего ты злишься? Случилось что-нибудь? — Разумеется, Яна отлично знала, что Туся ее не слишком жалует, но сегодня тон домработницы был и вовсе каким-то непримиримым.
— Да ну, когда это у нас что случалось?! — воскликнула Туся, дрожа от ярости. — У нас все так хорошо, что не нарадуемся: дочь твоя — помнишь такую? — так вот, муж ее только что в себя пришел, в аварии пострадал… А твоего мужа скоро в тюрьму упрятать могут. Ну как, не постарела?
— Какая еще тюрьма? Ты о чем?
— Хватит придуриваться! — взорвалась Туся, — Тебе уж точно известно, что за тюрьма и кому за то спасибо сказать! Вот что, кукушка: ты бы лучше омолаживалась и дальше… со своим косметологом. А заявишься сюда — я тебя метлой поганой вместе с мусором вымету, ведьма! — Она в сердцах швырнула трубку на рычаг и тяжело опустилась в кресло.
Вадим Горин, проводив Галю после встречи в своем кабинете с соучредителем фонда помощи детским домам, пребывал в задумчивости. Надо же, удивлялся он, какая она все-таки неординарная натура! И ведь сколько лет знакомы, а он, Вадим, так долго воспринимал Галю Рыбкину как некое недоразумение, не больше. Некрасивая, недалекая, вечно в каких-то нелепых фантазиях, имеющих весьма смутное отношение к действительности… А ведь у нее золотое сердце. Такой человек никогда не предаст и не подставит. Вот теперь у Гали появилась новая цель в жизни. Встретила случайно на улице грязную девчонку — бродяжку, попрошайку, и только о ней и думает. О ней — и тысячах других таких же несчастных бездомных детях, которым несть числа по всей России. Даже предложила организовать мобильные группы в рамках деятельности фонда по выявлению этих никем не учтенных жертв нынешней «демократии». Вот в чем дело: пока остальные только языком горазды трепать, Галя предлагает вполне реальные решения, она готова действовать. Только, может, все-таки зря она так уж зациклилась именно на этой конкретной бродяжке, как там ее, Саша, что ли?…
Ладно, бездомные дети — это, конечно, печально, однако есть и другие вопросы, требующие решения. Горин вошел в Танин кабинет, глядя в папку:
— Таня, посмотри, пожалуйста…
И только тут, подняв глаза, увидел на месте Разбежкиной Игоря.
— Я за нее, — улыбнулся Гонсалес. — Таня все еще не оправилась после аварии — нервничает, и головные боли мучают. Какие-то проблемы?
— А что же мне ничего не сказала? М-да, хорошенькая дисциплина: приходят — уходят, когда хотят… — проворчал Вадим, — Секретари меняются — привыкнуть не успеешь. Так от нашей фирмы камня на камне не останется.
— Хочешь, чтобы она тебе каждый день о своих заботах напоминала? Сам понимаешь, и авария — стресс, а тут еще свадьба на носу. А женщины к таким формальностям относятся куда серьезней, чем мы, — заметил Игорь.
— Не говори об этом инвалиду семейного фронта, — делано простонал Вадим.
— Если честно, — серьезно продолжал Гонсалес, — я бы хотел и после свадьбы Танюшку не очень загружать, некоторое время. Всю ее нагрузку возьму на себя.
— А не крякнешь? — усомнился Горин. — Ну, сами решайте. Значит, Тани сегодня не будет?
— Да я ее еле-еле уговорил поехать домой.
— Ну и правильно сделал, хороших сотрудников надо беречь, — одобрил Вадим. — Мне она, правда, позарез нужна…
— А в чем вопрос? Может, я помогу? — немедленно вызвался Игорь.
— Ладно, не к спеху, — отмахнулся Горин и убрался восвояси.
А Гонсалес, вновь повернувшись к монитору и внимательно читая весьма конфиденциальные документы, хранящиеся на Танином компьютере, задумчиво проговорил:
— Не откладывай на завтра то, что можно сделать уже сегодня.
Разумеется, Нина и Таня были кругом правы, полагая, что основной подозреваемой по делу об убийстве Геннадия Перепелкина станет его бывшая жена. И теперь Нина сидела в кабинете следователя Костенко, сама не своя от страха.
— Давайте подробнее про вашу судимость. Слушаю вас.
— А что рассказывать? Вы и сами все знаете, — сказала Нина, опуская глаза.
— Знаю, — кивнул Костенко. — Из-за него же и сидели. Покалечили бедолагу… А вот признайтесь без протокола: небось хотелось его «совсем»?
— Ничего не хотелось, — Нина просто не знала, что тут еще можно сказать. — Вы все… передергиваете.
— Это в чем же? Вот недавно вы встречались с Геннадием в кафе — тоже неправда?
— Не встречались, а случайно встретились. И что? Я и не отрицаю, но это совсем не имеет отношения…
— Теперь все ко всему имеет отношение, — жестко перебил следователь. — Вы не будете отрицать, что во время той встречи между вами произошел конфликт?