Таврида: земной Элизий

Сенатор Лопухин обратил внимание Сумарокова на дело, где можно было проявить гуманность и твердость правил. Это было запутанное дело поселян Мухина, Гласова и Джантемир-мурзы. Двое мастеровых, совершенные бедняки, Мухин и Гласов явились жертвами загадочного казнокрадства. Их заставили взять на себя вину какого-то крупного чина, до которого никак не могло добраться правосудие. Запуганные поселенцы показывали на суде то, что было им предписано: что будто бы это они, Гласов и Мухин, украли казну и передали ее своему соучастнику мурзе Джантемиру. Мурза был тоже взят под стражу, а преступников пытали и истязали. Дело дошло до столичного суда и наконец разъяснилось. Мастеровые были оправданы. Это было довольно громкое дело, доставившее Лопухину особую славу. Часть славы перепала и на долю Сумарокова.

Итак, Павел Иванович занят делами. Но по здешнему климату неблагоразумно было бы засиживаться в четырех стенах. В предобеденную жаркую пору хорошо заглянуть в еще прохладную бузню, чтобы посидеть там в тени, выкурить трубку и отведать напитков, неведомых в Петербурге. Павел Иванович в это время любил пересечь старый Ак-Мечетский базар и насладиться видом золотистого винограда, янтарной, покрытой пушком сливы, румяных яблок и лилового, атласом отливающего сладкого луку. Всё это горами лежало на арбах и в огромных корзинах, издавая приятнейший аромат, дразня аппетит и вызывая размышления о богатствах земли, которая отчасти была вверена попечению члена Государственной комиссии Павла Ивановича Сумарокова.

На пути судью снова встречают изъявления почтительности. Кузнец-татарин распевает песню, перемежая извилистую ее мелодию мерными ударами молота. При виде судьи он замолкает. Спорщики перестают спорить, торговцы низко ему кланяются, мелкие чиновники со стыдливостью укрывают корзинки с ничтожной покупкой, а мурзы, убивающие время за шашками, кофеем и трубками, встают с мест, чтобы приветствовать судью. Судья благосклонно всем кивает, будучи ко всем равно расположен. Он спешит домой, чтобы записать в большую тетрадку чувства, его переполняющие, сообщить будущему читателю, что «Симферополь кажет ему новые красы и что сердце его мирно, чувства спокойны и не обращены мыслью к веселящейся столице».

К обеду судья возвращается в свое поместье. Да, именно так можно назвать этот огромный сад меж двух холмов, в лощине на берегу Салгира. Вдали перед усадьбой высятся желто-серые глыбы, похожие на крепостную стену. Они напоминают судье о былых властителях Тавриды, и это дает обильную пищу для его рассуждений. Там был дворец калги, наместника хана. Тополи, посаженные, вероятно, еще до рождения Крым-Гирея, окружают усадьбу. В саду своем судья может прогуливаться и отдыхать – лучи солнца до него не доберутся. Он может дремать под сенью могучей чинары или огромного ореха. А если придет ему охота полакомиться, то «нет ни единого прохода из комнат ли на двор, из кухни ли в людскую, где бы какой-нибудь плодовитый сук не напоминал уклониться и взять свою предосторожность». А виноградные беседки и трельяжи, где огромные налитые соком гроздья прямо-таки изнемогают от собственной тяжести!

Приятное жилище, приятность видов, открывающихся взору судьи во время его частых путешествий по Крыму, вдохновляют его как поэта. Он предается мечтам и предает мечты толстой тетради, которую через год издаст под названием «Досуги крымского судьи». В нее вносит он прекрасные рассуждения о преимуществах сельской простоты перед суетностью столиц. Не кажется ли читателю, что Таврида есть «рай земной» – лучше всех других мест для тех, кто оставил шумный свет и пожелал отдаться трудам и утехам невинного сердца?

Но «не всё разгуливать по лугам, усеянным цветами, не всё укрываться под тению древесной густоты!..» Дел много, и занятия в комиссии требуют внимания судьи. Тут обнаруживаются картины не совсем идиллические.

Дела, лежащие в суде целыми пачками, разнообразны. Здесь и бесконечные тяжбы помещиков с татарами, и жалобы татар на притеснения помещиков, и требования помещиков разных губерний о возврате бежавших от них в пределы Крыма крепостных людей, всевозможные доносы и подметные письма.

Ежедневно в комиссию поступают прошения из теперешних уездов об отведении земель переселенцам. Прошения эти и жалобы направляются в комиссию по мере того, как земли, вначале розданные людям известным, но к владениям своим безразличным, переходят в руки новых помещиков или торгашей, которые обнаруживают на этих землях целые переселенческие деревни и хутора. Каково этим новоселам, тяжким трудом отвоевавшим у лесных зарослей и скал каждый клочок пахотной земли, теперь уходить на новые земли, еще более трудные и такие же зыбкие в смысле владения?