Таврида: земной Элизий

Порта и ее европейские доброжелатели продолжали свои интриги в Крыму. Темные силы магометанского фанатизма будоражили татар. Положение осложнялось, и на полуострове было неспокойно.

Тогда-то за спиной фельдмаршала Румянцева выросла фигура Потёмкина, подсказавшего Екатерине большую решительность и смелость в черноморских делах. Потёмкин довершил то, что было начато Румянцевым.

Конец давней истории

Великий государь признал за единое и непременное средство, к приведению себя от казанских татар в безопасность, чтоб их царство совсем под власть свою покорить… После чего остался один только Крым и подвластные ему татары, от которых Россия уже с двести тому лет как страждет и разные разорения претерпевает.

Рассуждение одного российского патриота о бывших с татарами делах и войнах и о способах, служащих к прекращению оных навсегда.

К тому времени, о котором идет речь, т. е. ко времени присоединения Крыма, Потёмкину было сорок три года, и он достиг уже такой доверенности от императрицы, какой не имел ни один из ее приближенных.

Судьба этого человека была необыкновенная. Потёмкин родился в семье отставного полковника, не имевшего ни родовитости, ни особого достатка. Вероятно, пример родителей, не ладивших между собой, навсегда отвратил Потёмкина от семейной жизни. Талантливый, он оказался одним из лучших студентов Московского университета. Деятельный и беспечный, он не усидел за книгами. Ему хотелось опасностей и наслаждений.

Военную службу начал Потёмкин капралом. Ему посчастливилось быть в полку, который участвовал в перевороте. От возведенной на престол Екатерины он получил «два чина по полку да десять тысяч рублей». Екатерина приметила могучую и статную посадку конногвардейца, а впоследствии, как она утверждала, ей удалось оценить «смелый ум, смелую душу, смелое сердце» Потёмкина.

В этом грубоватом и необузданном человеке было нечто, привлекавшее даже его порицателей. «Великий человек: велик умом, велик и ростом», – отзывался о Потёмкине Суворов.

«В нем непостижимо смешаны были величие и мелкость, лень и деятельность, храбрость и робость, честолюбие и беззаботность, То, чем он обладал, ему надоедало, чего он достичь не мог, возбуждало его желание; ненасытный и пресыщенный, он был вполне любимец счастья и так же подвижен, непостоянен и прихотлив, как само счастье». Так писал о Потёмкине его политический противник, французский посол Сегюр.

Все дипломаты считали Потёмкина искусным министром и превосходным политиком. Английский посол Гаррис, который терпеть не мог светлейшего (на что имел свои, дипломатические, причины), писал: «Я был бы несправедлив, если бы не упомянул, что Потёмкин обладает необыкновенной проницательностью, светлым умом и быстрым соображением». Гаррис считал, что хозяйство России могло оказаться в блестящем состоянии, если бы Потёмкин «уделял больше времени и сил на управление страной».

Но не станем приводить бесчисленные, всегда противоречивые и подчас забавные суждения современников о Потёмкине, чтобы, подобно почтенным биографам светлейшего, не смешать важное с пустяками. Ни биография Потёмкина, ни исследование его обширной деятельности не входят в нашу задачу. Надлежит лишь коротко рассказать об участии Потёмкина в присоединении Крыма к России, так как именно он поставил последнюю точку в этой длинной истории.

Вскоре после Кучук-Кайнарджийского мира Потёмкин получил генерал-губернаторство в трех южных областях: Астраханской, Азовской и Новороссийской. Он становился наместником Южной России, заселению и устройству которой Екатерина придавала чрезвычайное значение.

Потёмкин начал заселять пустынные степи, строить города и флот по пути «из варяг в греки». Екатеринослав и Херсон явились вдруг, как в сказке, на местах казачьих селений.

Теперь мог завершиться, наконец, предначертанный Грозным план наступления на Крым степью.

Теперь можно освободиться от этого «пластыря или бородавки на носу», говорил Потёмкин.

Записка Потёмкина о присоединении Крыма предшествовала манифесту 1783 года и была последней в целой серии таких же записок разных лиц, начиная со времен взятия Казани.

Первое рассуждение принадлежало Курбскому, который, изъясняя Грозному выгоды присоединения Крыма, упрекал царя в бездеятельности. По мнению Курбского, надо было идти на Крым тотчас же после того, как пало Казанское ханство.

Ученейший муж Юрий Крижанич писал о присоединении Крыма царю Алексею Михайловичу, убеждая его «совершить поход и прогнать из Крыма общих для всего света мучителей и разбойников». Но и царь Алексей нашел поход преждевременным.