Таврида: земной Элизий

Напрасно Павел Сумароков назвал этот пустынный мир «чудовищем, оберегающим райские красы Тавриды». Напрасно считал он его мертвенным и безобразным. Здесь была своя жизнь, свои краски.

Близ белесых, недвижных сивашей, несмотря на зной и йодистые испарения, веселились стайки птиц: степной ходульник и вертлявая шилоклювка. Паслись бурые двугорбые верблюды, медленно шествуя по лилово-красному полю курая и солянки. У соляных заберегов копошились люди.

Добыча шла первобытная – не было даже шлюзов для спуска воды, топкие берега не были замощены. Люди стояли по пояс в соляном болоте, пожираемые солнцем и солью. Можно было издали наблюдать, как они уходят в топь, всё глубже и глубже, не переставая работать лопатами. Габлиц видел изъязвленные ноги и лица без кровинки, но вряд ли об этом стоило докладывать светлейшему. Пробы подтвердили славу испытанных веками озер: Старого и Красного. Во всех других соль была горька и не так чиста.

Потёмкин увлекся ископаемыми и камнями. Екатерина прислала ему из Петербурга ученого геолога Фалькенберга, который, даже не поднявшись на Чатырдаг, доложил о залегавших там драгоценных породах. Сам светлейший тоже делал изыскания. Он получил из Херсонеса сердоликовый перстень и теперь утверждал, что следует искать камень сердолик поблизости, может быть, на Фиоленте. Он не хотел и слышать о том, что перстень может быть изделием, привезенным древними из Эллады. Карадагские находки убедили всех.

Успел Потёмкин высмотреть и прекрасный строительный камень сюренских скал, и мягкий туф близ Евпатории, и легкий камень Инкерманских высот. Теперь он торопил добычу, забывая о том, что остановка была за каменотесами.

Ученый Мейер доложил Потёмкину, что «в состоящих повсюду горах весьма много находится железной руды, известкового камня, мелу, треполю, вохры, горного мыла, особенно по дороге от Карасубазара к Акмечети, и синего купоросу».

Светлейший спросил важного бея Ширинского, что делают его поселяне с драгоценным навозом, и, узнав, что ничего не делают и гнушаются, велел собирать и по казачьему примеру кизяком топить печи.

Главе таврического земства[37] Мехметше-бею Ширинскому было предписано взять леса под особую опеку и совершенно запретить порубки. По кадылыкам был разослан строжайший приказ о посадках деревьев, как лесных, так и садовых.

Потёмкин составил расписание ближайших работ и требовал неукоснительного его выполнения. Он предписывал:

1. Способствуясь советам садовника Гульда, насадить рай-дерева на Каче по сырым местам, а осенью стараться многое число достать семян каштановых и диких каштанов сеять.

2. Камня и кирпича заказать готовить большое количество у Акмечети, где будет губернский город Симферополь.

3. Не упустить строить большие соляные магазины у озер…

И еще множество пунктов было в этом расписании, подтверждаемом особыми распоряжениями.

Потёмкин заявлял, что сделает из своей Тавриды «рай», замыслив грандиозные ботанические сады, оливковые и тутовые рощи и венгерские виноградники. Он обещал «устлать шелками» путь императрицы в полуденную Россию. Это значило, что в Крыму будут делать шелк. Близ Солхата, который стал именоваться Левкополем[38], велел он отвести под тутовые «произрастания» почти 2000 десятин, не считая старых шелковиц, растущих в долине св. Георгия. В Левкополе думал он поселить грузин, знающих, что такое шелк, и мастеров-итальянцев. Сурожская долина, славная своими виноградниками с незапамятных времен, должна была обогатиться новыми венгерскими лозами, «дабы излить ароматное вино свое в российские подвалы». Оливковым рощам надлежало украсить склоны, и масло черных олив не должно было уступать провансальскому и гишпанскому.

Екатерина вслед за Потёмкиным увлеклась нововведениями. «Главным делом в Тавриде, – писала она, – должно быть, без сомнения, возделывание земель и шелковичное производство, следовательно, и разделка тутовых дерев. Изготовление сыра было бы там тоже желательно (нигде в России не изготовляется сыра). Еще одним из главных предметов в Тавриде могли бы быть сады, и особенно сады ботанические».

Каждая поездка светлейшего вызывала множество распоряжений, отмен, проектов. О садах было особенно много приказов, касающихся их расширения, поливки и обрезки. Он поручил сады Тавриды управлению садовода француза Нотары и сам следил за покупкой в Константинополе олив, кедров, кипарисов, лавров, буксусов, гранатовых деревьев, чинар. Древние, как мир, деревья на южном побережье говорили о великих возможностях садоводства. Здесь надо было устраивать опытный сад с разнообразнейшими породами, теми, что растут в Италии и Греции.