Таврида: земной Элизий

«Матушка государыня! – писал он императрице. – Я стал несчастлив, при всех мерах возможных, мною предпринимаемых, всё идет навыворот. Флот севастопольский разбит бурею; остаток его в Севастополе, корабли и большие фрегаты пропали. Бог бьет, а не турки». Он просил освободить его от непосильного главнокомандования и дать ему умереть, так как пришел его конец.

И действительно, светлейший вдруг почувствовал приближение конца. Как человек, пришибленный горем, он постарел, опустился, осунулся, заболел. Старые недуги дали себя знать: с ним сделался припадок от вздутия печени. Страшная слабость свалила его в постель. Его тошнило, он не мог есть, он не спал и целые дни лежал молча, не отвечая на вопросы и пренебрегая всеми делами. Екатерина не верила глазам, читая письмо светлейшего. Он ли это? И впрямь, как сам он пишет: «Нет в нем ни ума, ни духу». Мог ли он и помыслить об отсечении Крыма, и так слишком долгое время от русской земли отторгнутого?

Ведь «об нем и идет теперь война», – отвечала Екатерина Потёмкину, увещевая его, как ребенка, и призывая к терпению. Она запрещала ему думать о крайних мерах, запрещала отказываться от командования, запрещала предаваться черным мыслям. Светлейший встал и, с трудом преодолевая болезнь, съездил в Петербург, издал приказы о формировании и движении армий и сделал назначения. Главным из них было назначение генерала Суворова, которому поручался важнейший участок военных действий.

Кинбурнское дело

Ты подтвердил справедливость тех заключений, которые Россия всегда имела о твоих военных действиях.

Г.А. Потёмкин – А.В. Суворову

Потёмкин знал, что в эту войну, так же как и при Шагин-Гирее, положение может спасти только Суворов, этот норовистый, напористый маленький генерал, с которым надлежало обходиться особенно.

Суворов несколько раз приезжал и у постели светлейшего, который то вставал, то ложился и всё время жаловался на боли, имел с ним длительные совещания. Наконец Суворов стремительно отбыл в Кинбурн.

Кинбурнская коса была ключом к вожделенному полу-острову. На карте это рисовалось явственно. Словно ключ в замке́, коса Кинбурнская торчала, выдвинутая в сторону турецкого берега, поощряя султана к действиям. Положение казалось султану благоприятнейшим. Очаковская крепость служила опорой эскадре Эски-Гассана, который на своем «Мелике-Бахре» был действительно если не владыкой морей, то, во всяком случае, владыкой лимана.

С другой стороны, нельзя было назвать флотом то, что Мордвинов держал вблизи кинбурнского берега. Это были два судна: фрегат «Битюг» и бот «Скорый».

Капудан-паша Эски-Гассан, старый и опытный моряк, не хотел повторять ошибок, сделанных его предшественником. Он помнил 1776 год, когда турецкий флот был так позорно изгнан из Ахтиарской бухты. Он считал, что эскадре его незачем приближаться к портам Крыма, и держался северо-западных берегов. Задача его состояла в том, чтобы овладеть Кинбурном.

Потёмкин назначил Суворова ведать линией от устьев Буга до Перекопа. В сфере его действий был лиман. От него зависел исход войны.

Впереди было опасное дело, и это веселило Суворова. Он принялся изучать лиман, «сондировать броды» и укреплять песчаный берег. Но необходим был значительный флот, а Мордвинов медлил, непростительно тянул. Суворов требовал, чтобы в лиман были посланы хотя бы гребные галеры. Вскоре прибыла флотилия, служившая Екатерине во время путешествия. Суворов спешно оснащал лодки, превращая их в плавучие батареи. Он ждал десанта со дня на день.

30 сентября 1787 года началась бомбардировка. С утра объехав укрепления, Суворов приказал батареям молчать. Что касается турецких пушек, то они не умолкали двое суток. Тем временем турецкие корабли подходили во множестве к берегу. 1 октября начали высаживаться войска. Суворов сказал: «Пусть все вылезут», – и продолжал заниматься своими делами, приказав сблизить резервы.

Пять с половиной тысяч войск высадились на Кинбурнской косе. Турки были хорошо вооружены, с иголочки обмундированы. Английские и французские офицеры, распоряжавшиеся десантом, заставили солдат рыть окопы. Еще до полудня поперек всей косы от моря до лимана были сделаны четырнадцать линий ложементов. В этих неглубоких окопах и были устроены брустверы. Русских, считая и гарнизон и войска, было вдвое меньше, чем турок. У берега стояло лишь несколько вооруженных галер и старый корабль. Они составляли всю охрану берега.

Суда, посланные Мордвиновым, при виде столь грандиозных десантных скоплений остались в бездействии, не имея решительных распоряжений морского начальства. Только одна галера «Десна» под командой мичмана Ломбарда самовольно отделилась от прочих и вступила в бой с неприятелем.