Тавро Лилит (СИ)

Гиртье Диркс… Слишком уверенная для служанки. Было в ней что-то, она пробуждала в нём жажду наслаждений – бешеную, властную. Она опустошала его. Если бы Диркс не ушла отнего сама, ему бы несдобровать.

В начале осени овдовевшего Рембрандта вызвали в «Камеру семейных ссор», где он предстал перед синклитом судей. За сожительство со служанкой, не освящённое узами брака, ван Рейна обязали выплачивать ей по двести гульденов ежегодно. А её отлучили от причастия.

Да, он грешен и смертен. Но кто безгрешен!

Свеча снова ярко вспыхивает, озаряя комнату. Обычно после такой вспышки свеча гаснет, но она продолжает гореть, заливая комнату тускло-оранжевым сиянием.

Сгущаясь, перемешиваясь, свет рисует на стене какие-то знаки. Он знает эти буквы! Слишком хорошо знает арамейские слова приговора: «Мене. Текел. Упарсин».

Картина написана, и висит в большом зале Стрелковой Гильдии, в узком простенке между окном и выступающим вперёд камином, в самом неосвещённом месте. Там адски черно, и, кажется, марширующий отряд уходит прямо в камин. Гореть вам в аду, господа кловениры! Гарь и копоть от вонючих сальных свечей постепенно погрузят героев картины в тот мир – порочный и притягательный, – мир света и тени, который он создавал специально для них.

Он не может думать о картине без страха и гнева. Его светоносная картина о тёмной стороне жизни. О, он хотел сказать гораздо больше, чем заключено в сюжете! Чёрный шкипер на своём баркасе, похожем на гроб, приплывёт за каждым из вас. Неужели вы не знали об этом, господа?!

Он терпеливо ждал ночи. И вот…

Они здесь…

…Первым из арки выходит капитан Банинг Кок. Следом лейтенант Рейтенбюрг. За ними сержанты Кемп, Хармен, Сведенрейк…

Кок оглядывается.

Полукруглая арка. За ней – темнота. Кок скользит глазами вверх по стене, украшенной выпуклыми колоннами. В правой верхней части – выдающиеся вперёд открытые чердачные окна. В среднем окне мелькает тень. Капитан знает, чья эта комната, и кому принадлежит тень.

Верхние этажи здания ворот Святого Антония, где работает весовая служба, принадлежат нескольким гильдиям – кузнецов, художников, каменщиков и хирургов, при которой работает анатомический театр.

«Чёртов маньяк», – мрачно думает капитан. – «Что он сделал с моей ротой, самой знаменитой стрелковой ротой во всей голландской столице!»

Кто-то из стрелков бросает в канал камешек.

Банинг Кок невольно пятится, словно брошенный в воду камень может разбудить таящихся там чудовищ. Но ничего особенного не происходит, только воды блестит, как масло. И со стороны Ратуши плывёт баркас.

Проплывая мимо, баркас замедляет ход и тихо скользит по гладкой поверхности. Тень его несётся над водой, залитой лунным светом, как чёрное облако. На борту, сквозь голубоватое марево проступают силуэты пассажиров. В тишине слышатся звуки: жалобные вздохи, упорное ворчанье, удары о палубу, скрежет мачты.

Судно подплывает к шлюзовой башне. От барки идёт невыносимая вонь, отвратительная смесь запаха мокрых корзин с рыбой, грязных ног, засаленной одежды пассажиров и чего-то ещё более отвратительного. Само по себе это неудивительно, ведь Амстердам вырос на селёдочных костях, но баркас испускает какой-то гнилостный смрад.

Под тяжестью собственного веса баркас погружается глубоко в воду, тем не менее, шкипер, закутанный в плащ, не проявляет ни малейшего беспокойства. Опираясь на шест, он стоит на носу.

Под бортами в воде появляются странные вспышки, как будто кто-то высекал огонь из кресала. Луна идёт к зениту, уменьшаясь, становясь всё ярче.

Правя баркасом, шкипер опускает острогу глубоко в воду, словно желая подцепить что-то с самого дна. А вытаскивая, прилагает сверхчеловеческие усилия, словно вонзает её в собственную грудь.

Взгляд Банинга Кока невольно проникает вслед за шестом. Что там, в глубине? Из воды к поверхности тянутся какие-то спутанные склизкие растения, подобно щупальцам, опутывая шест перевозчика, словно чьи-то руки жадно хватаются за него.

Вдруг возле самого уха капитана отчетливо вучит:

– Вы убийца, господин Банинг Кок!

Капитан вздрагивает.

– Что с вами, Франс? – спрашивает стоящий рядом Рёйтенбюрг. – На вас лица нет!

Кок поднимает левую руку, указывая на баркас и тёмную фигуру на нём. Лейтенант старательно вглядывается, но Кок по его лицу понимает, что тот ничего не видит, кроме луны, отражающейся в воде.

– Чувствуете запах? Это запах крови, капитан! – слышит Банинг Кок.

– Вы что-нибудь слышите, лейтенант?! – восклицает он.

– Нет. Ничего.

Баркас тихо покачивается на воде. Кок щурится, вглядываясь в шкипера, стоящего на борту. Да у него голова размозжена!

– Это… ты? – шепчет капитан, узнавая лицо под запёкшейся кровью.

Из-под полей чёрной шляпы на него смотрит единственным уцелевшим глазом убиенный Хассельбург.

Зачарованный странной и страшной картиной, Банинг Кок подходит к самому краю. Несколько мгновений нерешительности, затем шаг вперёд и…