Те, кто делает нас лучше

В молодости я боялась таких вспышек гнева, потому что думала, что это у меня в крови. Мой отец отличался уравновешенностью, хотя подчиненные его так уважали, что, как я слышала, один из них как-то раз упал в обморок от благоговейного страха перед ним. Но у матери случались невообразимые приступы гнева. Однажды в старших классах я пригласила своего парня присоединиться ко мне на субботнем вечернем изучении Библии, которое проходило в нескольких кварталах от нашего дома. Он попросил родителей забрать его после того, как он проводит меня. В тот вечер родителей не было, и хотя мы с ним даже не заходили в дом, но, когда они вернулись, слегка подвыпившая мама начала в ярости орать на нас. Мне строго-настрого запрещалось приводить мальчиков, когда родителей не было дома. Я и не приводила. Тем не менее мать пригрозила отвезти меня в больницу, чтобы определить, не потеряла ли я девственность. Отец сумел отговорить ее от этой затеи, но мне надолго запретили видеться с тем мальчиком и посещать занятия по изучению Библии. (Только много лет спустя я поняла, почему мать так разозлилась. Под воздействием нескольких порций мартини она испугалась, что соседи могли увидеть, как ее дочь стоит с мальчиком возле дома, где явно никого нет, и решить, что мы «неправильная» семья.)

Гнев охватил мою мать, когда отец умирал от рака. Однажды днем, когда мы сидели по разные стороны отцовской кровати, при упоминании чего-то вполне заурядного, но связанного с деньгами, мать вдруг сжала свои тонкие наманикюренные пальцы в кулак и попыталась ударить меня в лицо. Я успела схватить ее за запястье, но она замахнулась с такой силой, что моя рука оставила синяк у нее на коже. Отец заставил меня извиниться перед ней.

Но к горностаю, который убил ту, кого я любила, я не испытывала ни малейшей злости.

Передо мной был один из самых мелких хищников в мире. Но вся свирепость диких охотников – львов, тигров, росомах – сконцентрировалась в этом существе, которое весит меньше 250 грамм. Быстрый, как молния, горностай может все: и подпрыгнуть в воздух, чтобы схватить птицу прямо на лету, и преследовать лемминга в норе. Он умеет плавать, лазить по деревьям и одним укусом в шею убивает животное, во много раз превосходящее его размерами, – чтобы потом утащить его тушу. Горностай ест от пяти до десяти раз в день. Чтобы выжить в неволе, ему требуется количество еды, составляющее от четверти до трети его веса, а в дикой природе – гораздо больше, особенно зимой, когда холодно. Сердца этих маленьких зверьков бьются со скоростью почти 400 ударов в минуту. Неудивительно, что они убивают все, что могут, при каждом удобном случае. Они великолепны в своей неукротимой свирепости.

И вдруг я поняла кое-что важное о своей матери. По-своему она была такой же свирепой, как этот горностай. Она была единственным ребенком в семье почтальона и ледовоза в маленьком городке в Арканзасе. Против нее оказалось многое: она была бедна, она жила в сельской местности и она была женщиной. И все же в те времена, когда девушкам было очень сложно получить образование и еще сложнее рассчитывать на интересную жизнь, она научилась летать на самолете, поступила в колледж, стала лучшей выпускницей курса, устроилась на работу в ФБР и вышла замуж за армейского офицера. Она выросла в доме, где цыплята копошились в грязи на земляном полу кухни. Иногда ей приходилось ради пропитания охотиться на белок с дробовиком, который сохранился с тех времен и стоял в углу шкафа в спальне в каждом доме, где жила моя семья. Но благодаря силе воли и интеллекту она сумела изменить все: армия дала ей прислугу, которая убиралась в доме и подстригала лужайку; повара, который готовил на ее званых вечерах. В распоряжении ее мужа были служебная машина, яхта и самолет. Ребенком я всегда считала отца, героя войны, имевшего награды и выжившего в Батаанском марше смерти[4], примером отваги и упорства, но пример матери помог мне вырасти с верой в то, что если кто-то другой сумел чего-то добиться, то этого обязательно добьюсь и я. Ее достижения были своего рода подвигом, как была им и смелость горностая, убившего мою курицу.

В начале того года мать умерла от рака поджелудочной железы. Когда она бесстрашно испустила последний вздох в больнице в Вирджинии, я была с ней рядом и держала ее за руку. С тех пор как врачи в Форт-Бельворе поставили ей смертельный диагноз, она ни разу не заплакала и не пожаловалась. И глядя в пронзительно-черные глаза горностая, я поняла, как я восхищалась своей матерью и как сильно я скучаю по ней.

Горностай смотрел на меня секунд тридцать, а затем снова скрылся в дыре. Мне очень хотелось побежать в дом и позвать Говарда, чтобы он тоже увидел зверька. Но будет ли крошечный хищник все еще там, когда я вернусь? Я положила курицу на то же место, где нашла ее, и понеслась за Говардом. Вместе мы вернулись в курятник. Я снова взялась за тушку. И снова горностай высунул голову из норы. Его черные глазки, сверкающие на белоснежной морде, бесстрашно уставились на нас.