Те, кто уходит и те, кто остается

Что я забыла на этом спектакле? Кому пришло в голову устроить это празднество? Понятное дело, Элизе, но кто ее надоумил? Очевидно, Марчелло. А его, без сомнения, науськал Микеле, который сидел рядом со мной, с аппетитом ел, много пил, никак не реагировал на поведение жены и сыновей и с усмешкой поглядывал на моего мужа, завороженного Лилой. Что он хотел этим доказать? Что мы находимся на территории Солара? Что я, хоть и сбежала, все равно принадлежу этому месту, а значит, и им? Что они могут делать со мной что угодно, используя чувства других людей, лексикон и традиции, внося любую путаницу, выдавая прекрасное за безобразное и наоборот. Он обратился ко мне – в первый раз за весь вечер. «Посмотри на маму, – сказал он. – Подумай только, ведь ей сегодня шестьдесят, а как выглядит! Разве ей дашь? Красавица! Правда?» Он нарочно произнес это погромче, чтобы все услышали не столько его вопрос, сколько мой ответ. Он ждал от меня похвального слова в адрес его матери. Она сидела рядом с Пьетро, пожилая, немного растерянная женщина, на вид славная и безобидная, с длинным тощим лицом, огромным носом и идиотским цветком в поредевших волосах. Но именно она, ростовщица, обеспечила могущество семейства, она владела красной книгой, в которую были вписаны имена многих и многих обитателей квартала, города и целой области, она безнаказанно совершила преступление; она, если мы с Лилой не ошиблись в своих телефонных фантазиях, чему я посвятила несколько страниц своего неудавшегося романа, была беспощадна и жестока; она была та самая мамма, которая убила дона Акилле, чтобы захватить его отвратительный бизнес; она воспитала своих сыновей, научив их шагать по трупам и брать что захочется. И вот теперь Микеле ждал, что я скажу: «Конечно, правда. Твоя мама красавица, она прекрасно выглядит в свои годы! Просто молодец!» Краем глаза я видела, что Лила перестала болтать с Пьетро и обернулась в мою сторону: рот чуть приоткрыт, глаза прищурены, лоб наморщен. На ее лице читался сарказм, и у меня даже мелькнуло, что это она посоветовала Микеле заманить меня в ловушку. «Маме исполняется шестьдесят лет, Лену, маме твоего зятя, свекрови твоей сестры, посмотрим, что ты на это скажешь, будешь и дальше строить из себя училку?» Я посмотрела на Мануэлу и сказала: «Поздравляю». Все. Тут вмешался Марчелло – как будто я нуждалась в его помощи. «Спасибо, – воскликнул он взволнованно, – спасибо, Лену!» Потом он обратился к матери – та сидела с выражением боли на лице, на лбу выступил пот, тощая шея покрылась красными пятнами: «Ленучча поздравила вас, мама». Подключился и Пьетро, сидевший сбоку от нее: «Примите поздравления и от меня, синьора». И так по кругу – все, кроме Джильолы и Лилы, выразили свое почтение синьоре Соларе, даже дети проговорили хором: «С днем рождения, Мануэла, с днем рождения, бабушка». Она проворчала: «Я уже старая», – вытащила из сумки голубой веер с изображением залива и дымящегося Везувия и стала обмахиваться им, сначала слегка, а потом все быстрее и быстрее.

Микеле, хоть и начал с меня, гораздо больше оценил поздравление моего мужа. «Вы очень любезны, профессор, – вежливо сказал он. – Вы нездешний и потому не можете в полной мере знать всех достоинств нашей матери. Мы простые люди, – он перешел на доверительный тон, – мой покойный дед, пусть земля ему будет пухом, начинал с нуля, открыл бар тут на углу, отец расширил его, устроил кондитерскую, которая благодаря таланту повара Спаньюоло, отца моей жены и настоящего мастера своего дела, – правда, Джильола, – прославилась на весь Неаполь. Но все же, – добавил он, – именно маме, нашей маме мы обязаны всем, что у нас есть. В последнее время народ пошел завистливый, многие желают нам зла, распускают отвратительные слухи. Но мы люди терпимые, мы привыкли сохранять спокойствие – и как не привыкнуть, если ты всю жизнь в коммерции. Тем более что правда всегда торжествует. А правда в том, что это умнейшая женщина с сильным характером. Она ни разу не сказала себе: «Не хочу ничего делать, буду отдыхать». Она проработала всю жизнь, всю, и все на благо семьи, ничего для себя. Все, что сегодня у нас есть, все, что она для нас, своих сыновей, построила, все, чем мы занимаемся, – это продолжение ее трудов и ее заслуга!»