В дверь снова позвонили, Элиза пошла открывать. Кто еще должен был прийти? Через несколько секунд в комнату влетел Дженнаро: он увидел Деде, Деде тут же перестала хныкать и, глазам своим не веря, смотрела на него. Оба были поражены неожиданной встречей и глаз друг с друга не сводили. Вскоре появился Энцо – единственный блондин среди брюнетов, весь в светлом, но выглядел он все равно мрачно. Наконец в комнату вошла Лила.
92
Это был миг, означавший, что долгий период бесплотных разговоров и голосов, существующих только в виде электрических волн, внезапно кончился. На Лиле было синее платье выше колен. Она еще похудела и как будто вся состояла из одних нервов, отчего казалась еще выше ростом, несмотря на туфли без каблуков. Возле рта и в уголках глаз залегли морщинки; бледная кожа туго обтягивала лоб и скулы. Волосы она убрала в конский хвост; над самыми ушами, очень маленькими, проглядывали тонкие белые нити. Увидев меня, она улыбнулась и прищурилась. Я так удивилась, что ничего не сказала, даже не поздоровалась. Нам обеим было по тридцать, но мне показалось, что она выглядит старше и хуже меня, во всяком случае, какой я себя представляла. «Ну вот, и вторая королева явилась! – воскликнула Джильола. – Мои мальчишки проголодались, давайте садиться, а то они сейчас меня съедят!»
Мы сели за стол. Я чувствовала, что меня затягивает в какой-то отвратительный механизм, и не могла проглотить ни кусочка. Меня душила ярость. Приехав в отель, я распаковала наш багаж; значит, кто-то чужой, один или с помощниками, снова его упаковал, трогал мои вещи, вещи Пьетро и дочек, кое-как запихивая их в чемоданы. Я не желала мириться с очевидным фактом: мне придется ночевать в доме Марчелло Солары, чтобы не огорчать сестру, которая делила с ним постель. Я с тоскливой неприязнью наблюдала за Элизой и матерью: первая, вне себя от радости и волнения, болтала без умолку, изображая из себя хозяйку дома; вторая так и лучилась довольством и снизошла даже до того, что радушно наполнила тарелку Лилы. Я смотрела на Энцо: он ел, опустив голову, стараясь не обращать внимания на сидевшую рядом Джильолу, которая прижималась к нему своей огромной грудью и что-то ему говорила, громко и с интонациями обольстительницы. Пьетро, которого без конца дергали мой отец, Марчелло и синьора Солара, не отводил глаз от сидевшей напротив него Лилы. Она, в свою очередь, игнорировала всех, кроме моего мужа, – даже меня, а может, меня в особенности. Меня раздражали дети – пять новых жизней, разделившихся на два лагеря: Дженнаро с Деде, с виду послушные, но хитрые, против сыновей Джильолы, которые отпивали вино из бокала своей невнимательной мамаши и вели себя все более несносно, чем нравились примкнувшей к ним Эльзе, хотя те не проявляли к ней никакого интереса.