Те триста рассветов...

Дело обстояло так. После того как попытка наступления на Киев с юга, с букринского плацдарма, закончилась для нас провалом, было принято смелое с точки зрения оперативного искусства решение - перебросить 3-ю гвардейскую танковую армию и ряд других соединений на лютежский плацдарм, как говорилось в решении Ставки Верховного Главнокомандования, «с целью усиления правого крыла фронта, имея ближайшей задачей разгром киевской группировки противника и овладение Киевом». Тот маневр предстояло провести скрытно. Поэтому были приняты все меры дезинформации противника и отвлечения его внимания от самой передислокации. [80]

Наша вторая эскадрилья получила задание с наступлением темноты и до утра беспрерывно летать вдоль левого берега Днепра, чтобы заглушить шум танковых моторов и лязг гусениц. Танковая армия совершала марш на расстояние около двухсот километров, и вот весь этот путь мы должны были прикрыть своими полетами.

Высота для всех 50 метров. Каждый экипаж получил конкретно зону барражирования - их было девять. Чтобы не терять времени на заправку, танкисты армии генерала Рыбалко организовали для нас три посадочные площадки с запасом горючего в бензовозах.

Мы с Казаковым получили зону почти на траверзе Лютежа. Взлетели в дожде. Вдали поблескивал Днепр. Было прохладно и неуютно, осень все больше овладевала этим районом.

По лесной дороге бесконечной вереницей двигались танки, и, став над ними, мы принялись старательно «утюжить» воздух. Пятнадцать минут летим с курсом ноль, затем разворот на обратный курс - и вновь четверть часа полет над танковой колонной. Эти полеты были похожи на движение маятника. Они усыпляли монотонностью и к тому же для экипажей не засчитывались как боевые вылеты. Вдохновляло одно - мощное движение танковых колонн: исчезло ощущение будничности, чувствовалось, что назревают большие события.

Под утро немцы, видимо, стали что-то подозревать. Как только забрезжил мутный рассвет, с запада неожиданно выскочил разведчик Ме-110. Постреляв наугад по нашим силуэтам и сбросив несколько бомб на заправочную площадку, он, вероятно, посчитал, что идут обычные тренировочные полеты с отработкой взлета и посадки, и скрылся в дожде. Прошляпил такую крупную операцию!

Танки продолжали движение. Это немудреное с виду задание мы выполнили четко. Командиры танковых частей оценили его высоко, и всему личному составу второй эскадрильи была объявлена благодарность.

А вскоре состоялся удар по железнодорожному узлу Дарница. Удар этот предстояло нанести всей 271-й Сталинградской авиадивизией. Немцы тогда организовали вокруг Дарницы сильную наземную и противовоздушную оборону, поскольку здесь скопилось большое количество эшелонов, предназначенных для переправы в Киев и дальше на запад. Они заканчивали восстановительные работы на разрушенных ранее мостах через Днепр, в связи с чем возникала реальная опасность беспрепятственной переброски на западный берег [81] всего, что было свезено захватчиками в Дарницу после разгрома на Курской дуге. Из-за плохой погоды дневная авиация почти бездействовала.

Руководство 16-й воздушной армии и нашей дивизии торопилось. На сутки были прекращены все другие полеты. Наконец отдан приказ, согласованы вопросы взаимодействия, распределены объекты для ударов. Первым на задание идет наш полк, а в полку первым над целью должен появиться и осветить ее один из лучших экипажей - В. Зубов и Д. Езерский.

Я волнуюсь: никогда еще не приходилось бомбить такую крупную цель, да еще в составе дивизии. Справимся ли в такой гуще самолетов? Еще раз смотрю на карту. Место нашего бомбометания - западная часть станции. Вполне вероятно, что при левом развороте в темноте можно опасно сблизиться с самолетами, которые будут работать по центральной и восточной ее частям. Советуюсь с Казаковым, прикидываем возможные варианты. Наконец останавливаемся на оптимальном: после сброса бомб следует пройти минуту-две с курсом 160-170 градусов, а затем со снижением - на свою территорию.

Наконец мы в воздухе. Небо покрыто облаками, но они довольно высоко, и нам удается набрать небывалую для У-2 высоту - 1200 метров! Такая высота достаточна для маневра и особенно для планирования перед сбросом бомб.

Вокруг темный небосвод, в стороне Киева ни огонька. Лишь Днепр тускло светится широкой серой лентой. Далеко впереди вспыхнули две «люстры» - это САБы экипажа Зубова. Позже он рассказывал, что немцы вели себя весьма беззаботно: в Киеве были видны зажженные фары автомобилей, светились окна. А по путям Дарницкого узла двигались паровозы с огнями, горели светофоры. Фронт был в 40-50 километрах, над станцией и городом висели облака, и это принималось, очевидно, за гарантию от налетов авиации. Даже после разрыва первых бомб я видел огни на путях и в станционных постройках. Значит, наш расчет на внезапность полностью оправдался - немцы нас не ждали.