Tear You Apart (СИ)

Стоило ему приблизиться, как Лена взбеленилась подобно сорвавшейся с цепи собаки. Хватка Менгеле, ко всему прочему, несмотря на возраст и обманчивую хрупкость, крепко припечатала голову Лены к спинке стула, заставив ее замереть, пока свободная рука надевала на шею позорный аксессуар, застегнувшийся на ее шее со звучным щелчком и небольшим тихим гулом. После этого Менгеле отступил от англичанки и достал все из того же ящика небольшой пульт с несколькими кнопками.

- Ты не оставляешь мне другого выбора, Окстон. – Заявил Менгеле с абсолютным спокойствием, что пугало на самом деле больше, чем всякий гневный крик. Когда же по старческому лицу вновь расплылась усмешка, тело Лены прошиб резкий и болезненный разряд тока, вырвавший из ее груди крик. – Видишь ли, Вдова крайне важна для «Когтя» и любое вмешательство может стать фатальным. – Один из пальцев вновь нажал на кнопку, вызвав очередной разряд тока и крик боли. – Убить вас обеих я не могу, но и без этого легко отыщу альтернативу. В принципе, уже нашел. – Разряд. – Ты думала, что на твои махинации я закрою глаза? – Разряд. – Тебе следовало уяснить с самого начала… - Разряд. -…что Вдова… - Разряд. -…лишь моя игрушка.

Последняя фраза, слетевшая с языка Менгеле, украшенная его усмешкой, заставила Лену очнуться от тумана острой обжигающей боли во всем теле и сделать резкий рывок, в который она вложила все свои силы. «Якорь» в ее груди яростно пульсировал и на импульс своей хозяйки он ответил многократной волной боли во все тело, заставив тщедушные путы, что держали ее прикованной, поддаться напору. Не ожидавший этого Менгеле вздрогнул всем телом и дернулся назад, выронив из задрожавших рук пульт. Лена же, сделав болезненный рывок, впилась руками в грудки Менгеле и отвесила ему яростный удар в лицо.

Ведомая дикой яростью, заставивший ее разум заплыть кровавым туманом, она стремилась нанести еще удар, но сзади ее схватили чужие крепкие руки охраны. Секундная заминка могла стоить Менгеле жизни, но к сожалению англичанки, оставила на нем лишь опухший от крепкого удара глаз и скулу. Закованную уже наручниками, ее безжалостно прижали к полу, а у затылка мгновенно оказалось дуло пистолета, пока Менгеле при помощи остальных встал на ноги.

- Значит, ты настолько стала сильной? – хмыкнул он хрипло, вытерев с губы кровь и подобрал с пола оброненный пульт. – Тогда запомни это мгновение, потому что, начиная с этого дня и до конца своей никчемной жизни в стенах базы – ты шелудивая псина, а я твой хозяин. И если мне что-то не понравится, то ты мгновенно пожалеешь об этом.

- Это ты об этом пожалеешь. – Процедила Лена яростно и в то же мгновение ее всю сотрясло очередным разрядом тока, добавивший к этому болезненный пинок в живот от одного из охранников.

- В карцер ее. – Приказал Менгеле ледяным голосом, когда Лена свернулась на полу от боли в животе и по всей коже от череды электрических ударов, что оставили в некоторых местах кровавые волдыри, особенно в районе шеи, у ошейника. – Месяц одиночества, без еды и воды научат тебя слушаться приказов и быть послушной. За это время я успею исправить все, что ты натворила с Вдовой. Да и еще кое-что… можешь забыть о ней. Навсегда. Если не хочешь свариться заживо, поскольку стоит тебе приблизиться к ней, как ошейник сработает автоматически.

Лена не отвечала – ее всю потряхивало от нестерпимой адской боли во всем теле, во рту она ощущала привкус собственной крови, а сознание стремительно покидало ее. Но, как не парадоксально, единственное, что заботило Лену на момент того, как ее швырнули за решетку в полной темноте, так это участь Вдовы, с которой она даже не успела сегодня поздороваться… тем более попрощаться…

***

Лена не знала сколько она провалялась без сознания в пустой камере. Она помнит, что проснулась от града посыпавшихся на нее ударов, приходившихся… куда только придется. Едва она пыталась дать отпор или сопротивляться, всю ее немедленно сковывал в своих оковах адской боли очередной разряд тока. Заплывшие туманом боли глаза даже не могли элементарно распознать того, кто был ее истязателем или из чего состояла камера, где она отныне томилась. Единственная составляющая, что определяла ее в реальности, была боль. И сердце Окстон начинало заходится ходуном от страха, когда в очередном акте насилия над ней она ее не ощущала, искренне содрогаясь в животном ужасе, что это конец и сейчас она умрет. Но ее лишь настигал очередной обморок.

Она просыпалась между жестокими и тривиальными пытками, не в силах пошевелиться. Простые потребности в пище или воде отходили куда-то на задний план, уступая желанию прекратить боль. «Якорь» в ее груди бился в приступе ярости и бешенства, желая расправы над теми, кто посмел тронуть его хозяйку, а та проклинала и боготворила судьбу за то, что он у нее есть, ведь если не этот алый сгусток в ее груди, то смерть настигла бы ее еще после первого дня безжалостного избиения и пыток током, а с другой стороны до заплывшего и измученного сознания доходила мысль, чтобы прервать мучения своей смертью.