Театр для взрослых

Кокорев. Любопытно. (Проходит в глубь квартиры.)

После небольшой паузы в передней звонят. Ольга

Кирилловна идет открывать дверь. Возвращается вместе с

Ириной. Ирина в лыжном костюме, в руках вафельный

стаканчик с мороженым.

Ирина (громко). Отец проснулся?

Ольга Кирилловна. Да не шуми ты! Спит еще! Господи! На дворе мороз

двадцать градусов, а она мороженое ест! Смотреть-то на тебя холодно!

Ирина. Хочешь лизнуть? Я добрая! (Смеется.)

Ольга Кирилловна (отстраняя руку девушки). Я чаю напилась. Не хочу!

Ирина (озорно). Нет уж! Не смей отказываться! Откуси кусочек!

(Заставляет попробовать мороженого.) Вкусно?

Ольга Кирилловна (вытирает рот передником). Вот заболею теперь ангиной!

Появляется Кокорев.

Кокорев (девушке). Здравствуй, Ирина-ветер!

Ирина (радушно). Здравствуйте, дядя Фима! Что это вы в таком наряде?

Ольга Кирилловна. На охоту вишь собрался, а его не взяли! Горе-охотник!

Кокорев. Без меня уехали. Обманули.

Ирина. Вы видели на кухне рога? Красивые, правда?

Ольга Кирилловна уходит.

Кокорев. Богатые рога.

Ирина. Они его убили, а мне жаль! Это все равно что застрелить лошадь

или корову. Честное слово! Ну я понимаю, если этого требует необходимость: людям нечего есть им нужно добыть мясо... Но просто так, ради удовольствия

выстрелить в бегущее мимо красивое и гордое животное! Дикость какая-то! Не

понимаю... Это ведь не волк, наконец, не кабан! Кабан противный - его не

жаль: все-таки свинья! (Ест мороженое.)

Кокорев (не сразу). Да-а-а... Убили лося - кончилась охота! Надо из

охотника становиться мясником: свежевать тушу убитого зверя, потрошить ее, рубить мясо на куски... Грязная работа!

Ирина. Зачем же вы сами ездите на такие охоты, раз вы так говорите?

Кокорев (простодушно). А меня, признаться, всегда тревожил вопрос: ну

как при мне лося убьют! Сам бы я, конечно, промазал, если бы пришлось

стрелять.

Ирина (с удивлением). А при вас разве никогда не убивали?

Кокорев. Три раза за свою жизнь выезжал я на отстрел сохатого, и три

раза уходил от нас лось... А последний раз прямо на меня вышел! Ей-богу!

Остановился за кустом и смотрит. Знал, подлец, на кого выйти! Глаз такой

большой, теплый!..

Ирина. И, наверное, умный?

Кокорев (не отвечая). Пошевелился я нарочно, хрустнул веточкой, чтобы

его спугнуть, он и ушел! Ну, меня охотники потом самого чуть не пристрелили!

Ирина (смеется). А на охоту ездить любите?

Кокорев (серьезно). Ну что я тебе скажу? Люблю? Не любил бы - не ездил!

Одни сборы чего стоят!.. А разговоры охотничьи у костра или в избе за

самоваром!.. А лес!.. Идешь на лыжах, тихо вокруг, морозно... Заденешь за

ветку, а тебе снег за воротник сыплется! Это можно любить! А весной, когда

земля в лесу снег пьет, когда лес сам с собой разговаривает! Это ли не

поэзия? (Махнув рукой.) Ты меня вообще не слушай, я ведь чудак! Ты сама мне

это не раз говорила!

Ирина (смеется). Конечно, вы чудак, дядя Фима! Ну вот взять этот ваш

аппарат, который вы изобрели! Неужели действительно древние греки

пользовались таким же приспособлением? Точно таким же? Ой, мне что-то не

верится, дядя Фима!

Кокорев (самоуверенно). Ого! Я тебе это всегда докажу. Я человек,

ходячий по земле.

Ирина. Вы бы, дядя Фима, пригласили кого-нибудь из знающих людей

посмотреть ваше изобретение. С папой бы посоветовались. Он бы что-нибудь

подсказал!

Кокорев. Мне тут на днях одна подсказала, тетя Даша, старуха с нашего

двора, что прибирать ко мне ходит. На днях уговаривать меня начала: "Брось

ты эту бандуру, Ефим Петрович! Поставь лучше в комнате круглый стол, поживи

ты на конце дней как человек, а я тебя обхаживать буду, ты меня только

пропиши на своей площади!" А когда я ей отказал, она говорит: "Вот какой

сумасшедший!" Как будто бы самое простое, подходящее в жизни она мне

предлагала, а я отказывался! Ну не чудак ли? Чудак!

Ирина (обнимает старика, целует его в щеку). За это я вас и люблю, дядя

Фима! А за что не люблю, знаете?

Кокорев (улыбаясь). За то, что курю много. Знаю.

Ирина (вынимает из мундштука Кокорева сигарету). Хватит! Довольно!

Кокорев (прячет мундштук). Ладно. Не буду больше.

В кабинете кто-то раздвигает шторы на окне. Слышны шаги.

Из кабинета выходит Невидимский. Он в темной теплой

пижаме. На ногах мягкие туфли.

Невидимский. А вот и мы! Здравствуй, старик! Опять надымил? Здравствуй,

мастер спорта! (Здоровается с Кокоревым за руку, целует дочь.)

Ирина. Папа! Когда я с тобой здороваюсь, я не напоминаю тебе, что ты

кандидат наук!

Невидимский. И правильно делаешь! Уважаешь отца, которому давно надо

было бы иметь уже степень доктора...

Кокорев. А есть надежда?

Невидимский. Надежды юношей питают... Слышал? Иришка-то в Рим едет! На

международные соревнования!

Ирина (горячо). Папа! Зачем ты так говоришь? Никуда я еще не еду! Через

неделю только первенство Союза. Мне бы здесь, на родной земле, не

опозориться, а ты уже в Италию меня посылаешь!

Невидимский (разбирая почту). Я умышленно разжигаю в тебе чувство