– Вам нужен какого-то рода заем, мистер Брюэр? – спрашивает Флосси.
– Я в этом вижу скорее взаимную возможность для инвестиций.
– Ох. Я ничего о таких вещах не знаю. У меня совсем нет денег. Это звучит глупо, потому что они должны быть, но я не знаю, где они. Вы оплачиваете все счета.
– Так и есть, – говорит мистер Брюэр. – И вы также были правы, простите за прямоту. У вас совсем нет денег.
– Нет?
Он дергает головой, указывая на основной дом.
– Это место годами приносило только убытки.
Флосси хмурится.
– Правда?
– У вас значительные издержки, но нет арендаторов. Никаких ферм. Никаких долей в капитале. Вы живете на сбережения, но их осталось немного.
Флосси никогда не получала финансового образования, но по мере того, как объясняет мистер Брюэр, она быстро осознает денежную ситуацию своей семьи: однобокая история широких внешних жестов с видимым конечным пунктом. Ей также кажется, что она совершенно не тот человек, который должен столкнуться с этим вопросом, требующим кого-то целеустремленного, вроде Кристабель.
– Что мне делать? – спрашивает она.
– Я могу постараться помочь вам, мисс Флосси, – говорит мистер Брюэр, – но это может оказаться не самым приятным опытом. Люди привыкают к тому, что вещи идут определенным чередом.
– Но все эти люди не здесь, так ведь? – говорит она. – Здесь нет никого.
– Их нет. Теперь вы за главного. Вот почему вы можете задуматься обо всех доступных возможностях для сведения баланса.
Флосси задумчиво гладит кота на коленях.
– Это совет? – говорит она через некоторое время. – Или это то, чем вы хотите, чтобы я занялась? Потому что, мне кажется, что прочитай я эту фразу в книге, я не была бы уверена.
Мистер Брюэр медленно ей улыбается, и ей кажется, что он впервые присоединился к разговору, что вежливый мистер Брюэр, который так умело отсутствует, когда требуется, был отброшен.
– Это дело, – говорит он.
В день отъезда из Чилкомба Флосси спускается к пляжу, чтобы посидеть на берегу. Она снимает свои форменные ботинки и носки, зарывает босые ноги в клацающие, как маракасы, камешки и смотрит, как длинноклювые бакланы плавают в море. Время от времени они ныряют под поверхность, через минуты всплывая поодаль, резко тряся головой, поглядывая на нее с высокомерным безразличием.
Это теплое, подернутое дымкой утро: один из редких подарочных дней, нанизанных на сентябрь как драгоценные камни. Единственная приливная волна бежит по полукругу залива, медленно и гладко, как прикосновение цимбал. Вода возле берега как бирюзовая фольга, дальше – более темная берлинская лазурь.
Флосси плещется у кромки воды. Море такое чистое, что видно насквозь, до самых ног. Галька у пальцев такая же, как на пляже, но сквозь воду кажется далекой и недоступной, обладающей какой-то загадочной, отполированной силой. Когда она тянется поднять несколько камушков, они дальше, чем кажутся, – и ее бледная рука, шарящая под водой, превращается в бесплотную конечность кукловода. Но когда она достает их из воды и держит в ладони, камушки кажутся разочаровывающе маленькими, истощенными. Она роняет их обратно.
Она раздевается до нижнего белья, снимая одежду механически, будто перед доктором, затем заходит. Она ложится на спину, вслушивается в тоненький плеск соленой воды в ушах, ее ведерный лязг и хлюп. Все прочие звуки приглушенные и далекие. Только вода, ее дыхание и тяжесть ее тела, зависшего в воде. Похоже на болезнь – то, как море принуждает к близости к себе; состояние, в которое погружаешься.
Она говорит себе, что поступила правильно, не позволив отношениям с Гансом зайти дальше. Она была разумной девушкой. Она защитила свою репутацию; она говорит себе, что будут другие мужчины, другие влюбленности, другие купания. Что не навсегда останется эта боль в груди, будто что-то жизненно необходимое заткнули внутри пробкой.
Над ней купол неба; под ней – камешки на дне моря. Покачиваясь между ними, Флосси выдыхает, вдыхает, выдыхает, вдыхает.
Когда мистер Брюэр приходит на пляж позвать ее, сообщить, что за ней приехала машина, она выходит из моря в нижнем белье, подбирает свою форму и ботинки и идет мимо него, не говоря ни слова.
Ночной полет
После взлета «Лайсандер» набирает высоту пять тысяч футов. Внутри в спальных мешках дремлют Дигби и другой агент. Ни облачка, полная луна. Идеальные условия для перелета через Ла-Манш.
Под ними
Радиоволны следуют за ними, пока не найдут аэроплан, после чего
Ночной воздух загустел от невидимых переговоров, точек и тире, выступов Брайля в атмосфере, сообщений агентам или притворяющимся агентами: