Театр китового уса

– Я могу найти вам одежду и жилье, но на документы понадобится больше времени. Мои контакты заняты печатью листовок для Сопротивления. – Она смотрит на Кристабель, не меняющую каменного выражения лица, и добавляет: – На прошлый День взятия Бастилии Сопротивление разбросало листовки в каждом театре Парижа, и все одновременно. Это было красиво. Очень театральный жест.

Кристабель ничего не говорит. Они какое-то время сидят в тишине, наблюдая за проходящими мимо людьми. Группа детей бегает в саду. Мужчина везет смеющуюся женщину на раме велосипеда. Лошадь тянет телегу с молоком.

Лизелотта говорит:

– Клодин Бошам придется все-таки выйти в люди. У нее сегодня билет на «Антигону». Как и у меня. По просьбе герра Шульте. Оставлен у дверей театра на наши имена.

Кристабель качает головой.

– Я не хочу идти в театр.

Лизелотта подзывает официанта, чтобы принес счет.

– Ну а я не хочу идти одна. Будьте готовы к шести. Я пришлю одежду. – Она поднимает сумочку, поворачивается к Кристабель. – Вы ожидали какой-то справедливости?

В Париже не осталось такси, поэтому Клодин Бошам и Лизелотта де Бриенн едут в театр в одном из занявших их место «велотакси» – экипажах на колесах вроде рикш, едва вмещающих двоих, которые тянут мужчины или женщины на велосипедах. У некоторых имеются крыши для защиты пассажиров от погоды, другими управляют пары, крутящие педали в тандеме, но их велотакси без крыши, и за рулем единственный мужчина в берете, рубашке и заправленных в носки мешковатых брюках, который с громыханием бодро везет их по улицам, подпрыгивая тонкими колесами по камням мостовой.

Странно ехать так быстро, будучи настолько близко к земле, что, протянув руку, можно было бы коснуться коленей прохожих. Не менее странно ехать в приспособлении, которое тянет человек, а не животное, но их велосипедист насвистывает, ветерок освежает, а Париж очарователен даже с низкого угла. Они катятся по улице на уровне тротуара, поглядывая на ножки столов и ножки стульев веранд кафе, скрещенные ноги посетителей, ноги в брюках, ноги в чулках, переплетенные ноги и бездомных кошек, что бродят между ними.

Пусть улицы пусты от машин, рестораны не так заняты, как обычно, а кинотеатры закрыты, но многие парижане, обычно уезжавшие летом на побережье, остаются в городе. Пусть нет еды, но можно найти компанию и эрзац-пиво, на дворе суббота, союзники в Нормандии, русские переносят сражения на немецкую землю, а театры все еще открыты.

– Расскажите мне о своем театре, – говорит Лизелотта, пока они едут на север. – У вас есть своя труппа? – Лизелотта одета в вечернее платье из тафты винного цвета с такой же накидкой. С шеи ниспадает лавина жемчуга, а в руках у нее золотой клатч, слишком маленький для собачки, которая осталась с метрдотелем в «Лукасе Картоне».

Кристабель, колонна черного атласа, качает головой.

– Ничего подобного. У нас были добровольцы. Актеры, взятые взаймы у местного любительского драматического общества. Мы находимся далеко за городом, поэтому выбор у нас несколько ограничен.

– У вас нет указателей? – говорит Лизелотта, пока экипаж грохочет через величественный бульвар Османа, где в витринах пышных универмагов позируют манекены.

– Указателей?

– Указателей, как в цирке. Сообщающих людям, где вы, – говорит Лизелотта, жестом указывая на одну из больших свастик, свисающих с ближайшего здания.

– Нет.

– У вас нет гастролирующих трупп?

Кристабель снова качает головой, разыскивая в вечерней сумочке сигареты.

– Только я, несколько друзей и все те, кого я могла принудить исполнять мои поручения.

Лизелотта хмурится.

– Принудить? Почему вы их принуждали? Они не хотели этим заниматься?

– Не так, как я.

– Тогда зачем их использовать? Вы должны найти тех, кто интересуется этим не меньше вас.

– Легче сказать, чем сделать.

– Как всегда. Вы заинтересованы?

– Конечно.

– Вы не обязаны интересоваться, – говорит Лизелотта, – но если не интересуетесь, то должны найти то, что именно вас увлечет. Это правило, которому я следую и в своих салонах. Мне все равно, в чем ваш интерес – теннис, архитектура или игра на фаготе, – главное, чтобы был.

– Я им правда интересуюсь, – говорит Кристабель.

– Извините, но из того, что я слышала, вы театральный режиссер, который предпочитает называться студенткой, который использует не горящих энтузиазмом актеров, который разочарован в собственных постановках, но не приглашает другие труппы и даже не поставит указатель.

– Это немного несправедливо, – говорит Кристабель.

– Несправедливо. Вы хотите творить? Создавать?

– Конечно.

– «Конечно» это не «да». – Лизелотта смотрит на Кристабель, на ее бледное лицо, на лоб с синяком. Кристабель отводит взгляд, закуривает.

Их водитель тяжко трудится, тащит их вверх по склону города через Пигаль, район художественных студий и ночных развлечений, где немецкие солдаты выстраиваются возле кабаре.

Через какое-то время Лизелотта говорит: