Театр китового уса

– Не переступайте за эту черту, иначе зрители увидят вас, – говорит он, указывая на выкрашенную на полу белую линию. – Актеры ждут здесь своей очереди. Я иногда нахожу здесь Дениса. Привычка вторая натура, non? Увидимся во время антракта.

Кристабель следит за происходящим с острым интересом. Рабочие передвигают декорации, двое актеров из первой пьесы шепотом обсуждают продовольственные карточки, держа в руках парики. Последний звонок разносится по сцене, крик эхом отзывается по лабиринту коридоров. Спереди замолкают болтающие зрители. Актеры завершают беседу, надевают парики. Рабочий тянет за толстую конопляную веревку, перебирает руками, и, когда открывается занавес, Кристабель слышит его протяжный вздох, несущийся по сцене. Один из актеров подходит к белой черте. Он поднимает лицо, чуть шевеля губами, а затем переступает черту и выходит на свет.

В антракте между первым и вторым спектаклями снова появляется Жан-Марк. Он указывает на лестницу, прикрученную к стене в задней части театра. Она ведет к подмостям, платформе, зависшей высоко над сценой, чтобы дать техникам доступ к освещению.

– Там, наверху, – говорит он, – если кто-то спросит, мы проверяем проводку.

Они взбираются по узкой лестнице в темноту, вслушиваясь в звуки запертого под далекой крышей над ними голубя, тихий клекот, шелест крыльев. Кинув взгляд вниз, Кристабель видит, что рабочие подготавливают сцену к началу «Антигоны».

Подмости маленькие и деревянные, ненадежно присоединенные к трубам, тянущимся вдоль стены. Они качаются и скрипят, когда Жан-Марк и Кристабель покидают безопасную лестницу и взбираются на них. Столяр уже сидит там – немолодой мужчина с сигаретой во рту, крутящий в руках отвертку. Он кивает Кристабель, пожимает руку Жан-Марку.

– Френе, – шепотом говорит Жан-Марк. – У нее есть вопросы.

– Я ищу двух человек, – говорит Кристабель. – Немцы, наверное, считают их британскими агентами. – Она называет имена прикрытия Софи и Антуана и кратко описывает их внешность.

– У женщины темные волосы? – говорит столяр.

– Да, – говорит Кристабель. – Она невысокая. Много улыбается. Она, наверное, даже в тюрьме популярна.

Он кивает.

– Я видел ее. Не его, но ее.

– Она жива?

– Думаю, да. – Он снимает кусочек табака с губы. – Не всегда хорошо иметь в тюрьме популярность. – Он переводит взгляд с Кристабель на Жан-Марка.

– Ты сможешь передать ей сообщение? – говорит Жан-Марк.

Столяр смотрит вниз на сцену, где актеры занимают места.

– Возможно, но я не могу обещать. Ее держат отдельно.

Кристабель смотрит на Жан-Марка.

– Сообщение стоит того?

Столяр мгновение колеблется, затем говорит:

– Если вы что-то хотите сказать подруге, скажите сейчас.

Что-то серьезное в его голосе наполняет Кристабель беспокойством. Она хватается за одну из веревок сбоку от подмостей.

Жан-Марк кладет руку ей на спину.

– Что вы хотите сказать?

– Я не знаю, что могу сказать, – говорит она.

– Мы должны поторопиться, – говорит столяр. – Они скоро начнут.

– Скажите, что вы с ней, – шепчет Жан-Марк.

– Но это не так, – отвечает она.

– Возможно, она захочет услышать это, пусть даже это не так, – говорит Жан-Марк. – Что еще она хотела бы услышать?

Кристабель слышит, как затихает театр. Она шепчет:

– Скажите, что я рядом.

Столяр кивает, прячет отвертку в карман, машет на лестницу.

– Что-нибудь еще?

– Скажите ей, что мы еще погуляем в Лондоне, – говорит Кристабель.

Кристабель уходит из театра до начала «Антигоны» и идет через город в летнем сумраке. Воздух теплый, неприятно теплый, и улицы пахнут выгребными ямами и несобранным мусором. Один день остался до конца июля, и Париж катится в пустыню августа без еды и с небольшим количеством воды. Все кончается. На жестяной стене вонючего писсуара Кристабель читает накорябанное граффити: Vive les Soviets![67]

Пересекая Рю-де-Риволи, она видит, как в штабной автомобиль немцев у одного из отелей загружают несколько женщин в серой нацистской форме. Они заполняют его странным набором предметов: коробкой папок, ящиком шампанского, швейной машинкой. Одна из них раздает пачки масла непонимающим прохожим, некоторые из которых остановились поглазеть. Проходя мимо, Кристабель чувствует запах дыма и поднимает глаза, чтобы увидеть, как горящий пепел, обрывки обугленной бумаги, сыплется с неба, как снег.

Остров

Август 1944

Когда Кристабель добирается до ресторана на встречу с Лизелоттой, та уже уходит.

– Если хочешь брать за камамбер почти тысячу франков, удостоверься, что твой персонал должным образом обслуживает посетителей, – громко говорит она, вручая Кристабель сумочку со своей собакой. – Подержите его, пока я привожу себя в порядок. – Она отвлекается, чтобы надеть перчатки и сдвинуть шляпу – ярко-красную геометрическую структуру – набок. – Вот. Идем.

Спускаясь по бульвару Сен-Жермен, Лизелотта забирает свою сумочку и говорит:

– Нельзя оставаться в разочаровывающих ресторанах, Клодин. Жизнь слишком коротка.

Она шарит под собачкой и достает связку ключей и конверт, которые передает Кристабель.