Театр китового уса

Они вдыхают. Снаружи Ватерлоо их ждет автомобиль без верха – об этом договорилась Миртл – и, пока он везет их по шумным, полным дыма улицам Лондона, дети заглатывают все, что могут. Вздымающиеся здания, полицейских в белых перчатках, что направляют скопление трафика; бессчетные красные мотоавтобусы, каждый с изогнутой лестницей сзади, чтобы пассажиры могли подняться на верхнюю палубу, лестницами, что изгибаются кверху как декоративные ленты с непонятными словами: ДАНЛОП. КАССОНС. ШВЕПС. Когда автомобиль проезжает по мосту через Темзу, дети видят подъемные краны, выстроившиеся вдоль кромки воды; деловито снующие буксиры и доверху засыпанные черным углем баржи, прокладывающие путь по реке.

Миртл ведет их в шумный ресторан, изнутри декорированный отражающими поверхностями: зеркалом, серебром и стеклом. Каждый раз, когда дети поднимают глаза от свиных котлет, они видят множество изображений других посетителей, разбитых и разбросанных вокруг. Они никогда прежде не ели со взрослыми, и этот опыт дезориентирует.

Розалинда оглядывается по сторонам:

– Не думаю, что была здесь прежде. Нет, не думаю, что была.

– Тебе стоит настойчивее просить Уиллоуби брать тебя в Лондон, – отвечает Миртл поверх пирамиды из устриц. – Дух оставленных надолго в деревне вянет. Слишком много природы, недостаточно театра.

Тарас добавляет сквозь полную картофеля вилку:

– Современный город – это толпы. Бензин.

– Уиллоуби никуда меня не берет, – говорит Розалинда.

– Оставь мужчину в покое, – говорит Тарас, добавляя глоток вина к полному рту картофеля. – Ты всегда у него под ногами, как кошка, все выставляешь себя напоказ.

– Кто-нибудь может мне рассказать, – говорит Кристабель, взмахивая ножом, чтобы привлечь внимание, – что такое «импресарио»? Как мистер Дягилев.

– Он человек, управляющий театральной труппой, Кристабелла, – отвечает Тарас. – Он находит деньги, принимает решения о постановках. Он локомотив.

– Не думаю, что мне нравится вино, – говорит Овощ, отодвигая свой бокал.

– Добавь еще воды, – советует Тарас, двигая его обратно.

– Знаешь, Тарас, – говорит Миртл, отодвинувшая устрицы в сторону и курящая украшенную камнями трубку, – чем больше я думаю, тем больше мне кажется, что я могу быть тебе полезной. А ты мне.

– Вот как?

– Поэзия всегда останется делом моей жизни, но у меня есть видение: постер на стене станции метро, рекламирующий новую выставку Тараса Ковальски, устроенную меценатством Миртл ван дер Верфф. Нет! Устроенную «Обществом поддержки искусства имени ван дер Верфф». Ах, мой папочка будет в восторге от того, что у меня свое Общество.

Тарас улыбается.

– Я с удовольствием помогу тебе потратить американские доллары твоего папочки.

– И это, – говорит Миртл, – именно то, что я хотела услышать.

Далее следуют скучные взрослые разговоры о галереях и возможностях, а также отличный десерт: запеченные бананы, поданные в роме с щедрой порцией сливок.

После обеда они отправляются в дом подруги Миртл в Белгравии для смены одежды. Когда они добираются то театра Принцев, многочисленные такси уже высаживают пассажиров в роскошных вечерних нарядах, хотя на улице солнечный день. Они толпятся у входа в отделанное плиткой лобби, звенящее от ожидающих посадки голосов гостей.

Под крылом Миртл дети проходят на свои места в первом ряду балкона. Они наблюдают, как многочисленные театралы находят свои места в партере под ними. За партером и оркестровой ямой, где музыканты разогреваются в пилящей какофонии, с потолка до пола свисает красный занавес. Он подсвечен снизу. Он сияет.

Затем огни гаснут, и бормочущие зрители затихают. Дирижер поднимает палочку, скрипачи кладут инструменты под подбородки, и все вдыхают. Они ждут. Розалинда кашляет. Занавес поднимается.

Из-за кулисы выбегает длинноволосая фигура, прыгает по-оленьи высоко, воздев руки, полностью вытянув ноги, изогнув застывшее в воздухе тело. Кристабель сосредоточенно смотрит в маленький бинокль, который нашла перед креслом. Она видит, как от досок сцены поднимаются облачка пыли, когда танцор опускается на землю.

Дирижер взмахивает палочкой, и оркестр начинает играть. Танцовщик, мускулистая фигура в обтягивающем как вторая кожа костюме, отвечает на музыку преувеличенными жестами, что отражаются в каждой связке. Некоторые движения грациозны и изогнуты, другие резки и функциональны. Движения, что просят, успокаивают, достигают; другие, что отвергают, топчут, настаивают.

Из-за кулис выбегают другие танцоры. Освещенные огнями сцены, они бросают себя в воздух, и лица их подчеркнуты драматичной раскраской. С помощью бинокля Кристабель приходит к выводу, что некоторые должны быть женщинами, поскольку они одеты в воздушные платья и танцуют на кончиках пальцев. Она никогда прежде не видела, чтобы люди так двигались, и никто не стесняется того, что делает. Декорации тоже интересные. Раскрашенные формы тянутся друг к другу с краев сцены, чтобы изобразить лесную хижину, но, когда освещение меняет цвет, формы начинают казаться чем-то иным: церковным нефом, стропилами мастерской, трюмом корабля.