К концу августа дети Сигрейв скинули старую жизнь, будто змея кожу. Теперь они дикие создания, живущие под светом солнца вместе с дикарями и бесчинствующие в лесу в театральных костюмах. В тех редких случаях, когда они возвращаются в Чилкомб с его прохладными каменными полами, это похоже на спуск в темный пруд. Зелено-черный и замерший.
Теплыми ночами Кристабель, Флосси и Дигби спят в китовых ребрах, ютясь вместе под колючими пледами, делясь украденным печеньем. Это напоминает Кристабель о временах, когда она забирала малыша Дигби из колыбельки и уносила наверх, в свою постель, где читала ему рассказы, и как они спали вповалку, будто стайные животные, делясь теплом. Они просыпаются от шума моря, и когда бегут к краю его сверкающих вод, то находят их нетронутыми, первозданными, рулон синего шелка, развернутый у их ног.
Каждое утро Кристабель смотрит на свои кости с гордостью и облегчением. Она едва их не потеряла. Чем больше разлагался кит, тем чаще появлялись представители местной власти. Они говорили о том, чтобы закопать их или взорвать. Кристабель начала мечтать о том, как оттащит разломанные части кита в море, позволит им уйти на дно, где их хотя бы никто не сможет коснуться. Она знала, что должна найти способ спасти их.
Затем однажды ночью на крыше Чилкомба, поедая булочку и пролистывая записную книжку, она увидела рисунок деревянного Троянского коня, сделанный Дигби, – лошадка на колесах, будто увеличенный слоненок Эдгар, с маленькими человечками внутри – и на соседней странице заметка ее собственным угловатым почерком, отмечающая, что, по словам книги, которую она сейчас читает, «Моби Дика» мистера Мелвилла, короли викингов делали свои троны из бивней нарвалов. Она перевернула страницу, затем замерла и вернулась обратно. Деревянный конь. Бивни. Король.
Она посмотрела в сторону океана. Положила булочку. Взяла карандаш. Нарисовала несколько линий на странице. Округлых линий, как пейзаж, что изгибался над танцовщиками «Русского балета». Между ними она нарисовала танцующих и играющих людей. Затем она вырвала страницу и спешно слезла с крыши, чтобы найти Дигби.
На следующий день она отнесла рисунок Тарасу, который, обрадовавшись их изобретательности («Ах! Подвижный детский ум!»), сделал более подробный набросок, добавив деревянные подпорки, которые должны удерживать китовые кости на месте. Теперь им нужно было лишь одобрение Розалинды. Чтобы заручиться им, идею должен был представить Дигби или взрослые, – принеси ее Кристабель, про надежду можно было забыть. Дети знали, что положиться в таком важном деле на взрослых было рискованно, но опасались, что Дигби могут не принять всерьез, поэтому попросили Тараса предложить Розалинде идею.
Кристабель и Дигби спрятались в гардеробной под лестницей, когда Тарас пришел в дом на ужин, и смогли подслушать, как посреди болтовни между второй и третьей переменой блюд он предложил использовать китовые кости, чтобы построить своего рода театр. Это было до бездыханности волнующе – что кто-то в частной комнате взрослых тайно работал на них. Но слушать, как обсуждалось их предложение, было все равно что следить за тем, как перебрасывают мяч. Оно легонько отскакивало от гостей, развлекая одних, раздражая других и, что особо возмутительно, не привлекая внимания Розалинды, которая вместо этого постоянно спрашивала мнение об эскалопах, поданных с огурцами в сливочном соусе.
Их идею будто отнесло в сторону волнами, и они уже посчитали ее потерянной навсегда, но она вдруг снова всплыла после подачи десерта, когда Филли вдруг пошутила, что им стоит продавать мороженое, если они устроят театр у моря.
– Если мы сделаем что? – спросила Розалинда, и Тарас объяснил «свою» идею с китом снова: только на этот раз с большим энтузиазмом, поскольку ужин включал в себя несколько бутылок вина.
Удачно совпало, что, когда Тарас говорил о театре во второй раз, Розалинда наслаждалась одним из самых любимых в жизни моментов: кофе по завершении удачного ужина. Все сияли от отличной еды, обласканные и сытые, но еще не уставшие и не готовые к спору. Беседа была пространной, смешной, теплой.
– Постоянный уличный театр? – сказала она.
– Авангардный уличный театр, – сказала Хилли, – созданный художником.
– Моя милая тетушка устраивала смотры на землях своего дома каждый День Империи, – сказала Филли. – Детьми мы маршировали по округе в нарядах Боудикки и Нельсона.