Театр китового уса

Мы по очереди спали в комнате на втором этаже. Мы с Гроувсом пошли вместе. Когда я снимал мешок, мы услышали, как над нами летят немецкие бомбардировщики. Мы смотрели на них сквозь щель в шторах, будто дети, выглядывающие Санта-Клауса.

Гроувс сказал, что его охватывает дрожь при мысли, что они направляются в Англию, и я обнял его за плечи. Как далеко мы от дома.

30 мая

Сложно описать, каково тут. Сложно поверить, что всего несколько недель назад тут были обычные города, с садами и семьями, с детьми, идущими в школу. Будто по Франции прокатилась огромная машина, выдавившая из нее всю жизнь. Дороги усыпаны сожженными танками, мертвыми лошадьми, мертвыми людьми. Везде мухи. Мы идем мимо, пытаясь не смотреть.

Парни просят меня «рассказать про своего Шекспира», чтобы отвлечь их, так что я превратился в бродячую труппу из одного человека. Я читаю монологи, пока мы бредем по дороге. Странно думать, что не так давно в мыслях у меня был один театр. Генрих V довольно популярен. Я испробовал на них немного Одена. Им понравился больше, чем тебе.

Уже несколько дней у нас нет лидера, и парни будто ищут его во мне, хотя я столь же неопытен, как они. Возможно, из нас пятерых я младше всех. Гроувс говорит, это из-за моего «изысканного голоса с радио». Я спросил, не раздражает ли мой голос его, и он сказал, что вовсе нет.

Его голос низкий и грубоватый. Полный юмора. Каждое утро он делает вид, что принимает у нас заказы на завтрак, пока мы лежим кучей, измазанные грязью и лишенные сил.

– То же, что и всегда, сэр? Копченая пикша? Свежий кофе?

И почему-то только смешнее оттого, что он делает так каждое утро.

Прошлой ночью спали в свинарнике. Нахватали вшей.

– Ну хоть кто-то хорошо питается, – сказал Гроувс.

1 июня

Больше мы не останавливаемся. Мы должны добраться до побережья.

Нас вдохновляют неунывающие британские офицеры у мостов, что указывают нам нужное направление и говорят: «Будете дома до закрытия кухни, парни».

Есть какое-то особое благодушие, что проявляется в людях в самые трудные времена. У Гроувса оно тоже есть. Он никогда не падает духом. Он говорит, мы должны выбраться отсюда, потому что он выкурил все свои и почти все мои сигареты, а французские он не выносит.

По пути парни поют песню. Она начинается со слов: «Не хочу получить в зад штыком, не хочу, чтоб мне отстрелили яйца», и становится все красочней. Я рад, что французы, мимо которых мы проходим, не понимают, что поют парни, но я понимаю, почему они это поют. Мы не сражаемся в великой войне, просто хотим спастись с целыми яйцами.