Читаем Театр отчаяния. Отчаянный театр полностью

– Нет… Не будем, – сказал незнакомец и если бы мог, то засмеялся бы. – Ты чё? Сумасшедший?.. Я-то точно нет.

– Конечно, мы сумасшедшие, – улыбаясь, сказал я. – Точнее, юродивые…

И тут я произнёс фразу, которая, думается мне, решила исход того тонкого как лезвие разговора. Я сказал её не случайно, а с расчётом на определённый эффект. Я решил сыграть на неведомых мне струнах и не проиграл. Я сделал ставку на то, что всякий самый мрачный и примитивный бандит считает себя Робин Гудом и уверен, что живёт по законам высшей справедливости. Я сказал тогда очень удачно:

– Да… Мы юродивые… Пусть так… – сказал я. – Артистов всегда на Руси считали юродивыми. А юродивых и артистов не обижали ни цари, ни бандиты… Так уж было заведено.

Я знать не знал, как было заведено на Руси и обижали ли артистов цари и бандиты.

– А почему ты мне это сказал? – прозвучал вопрос. – Ты кем меня считаешь? Неужто царём?

– Я этого не говорил.

– Или я бандит, по-твоему? А? – сказал незнакомец и хитро уставился на меня.

– Я просто хотел сказать, что в прежние времена никто не обижал артистов… Никто, от царей до бандитов…

– А-а-а! То есть ты хочешь сказать, что бандиты – это последние люди? Так?..

Я понял, что любое моё слово будет петелькой, за которую он сможет уцепиться крючком своего слова. Лучше было дальше помалкивать.

– Ладно, не ссы… Юродивый! – сказал он и ухмыльнулся. – У тебя мой человечек побудет в пятницу-субботу… Посмотрит, как вы тут работаете… Ты же мне серьёзно всё сказал, я серьёзно послушал. Я ещё про тебя с людьми поразговариваю… Если всё, как ты говоришь, то репетируйте… А это что у тебя за синева? Не пойму… Ты же не пацанчик? Детство у тебя было сытое…

И он показал пальцем на мою маленькую татуировку на запястье левой руки. На мой якорёк, который был так плохо наколот, что сразу и не разберёшь, что изображено.

– Это? – удивился я. – Это – якорь… Я на флоте служил. Там и наколол…

– Морячок?.. – сказал он, наклонив голову. – Наколочка почётная… Ты же вроде серьёзный человек… Так что, подумай, я тебе дело толковал… Юродивый… – сказал он и снова хмыкнул.

Потом он развернулся и зашагал к лестнице, за ним сразу проследовал парень, который всё время стоял у входа. Последним выходил тот, что сидел на подоконнике. Перед тем как выйти, он остановился.

– Если чё, – сказал он мне, – к тебе Сергей приходил… Это если кому-то что-то захочешь сказать… Но лучше не надо…

И он тоже вышел, оставив нас выдохнуть и начать приходить в себя. Было полное ощущение, что, когда незваные гости вышли, захлопнулось окно, в которое влетал холодный, лютый морозный ветер.

Я, конечно, в тот же день поинтересовался тем, кто же меня посетил, и узнал, что Сергей (фамилию и прозвище на бумаге записывать не хочу) был гангстером, известным в своих мрачных кругах. Считался руководителем группировки размером выше среднего. Контролировал всё подряд, что только мог захватить, от мелких шашлычных в районе вокзала до пивзавода. Не гнушался ничем. Слыл хладнокровным с руками по локоть в крови и с серьёзным бандитским прошлым. Сергея боялись за жестокость, но считали соблюдающим закон и правила гангстерского мира. Короче, он был в своей среде человеком известным жестокостью и справедливостью. То есть страшным душегубом.

В пятницу вечером от него действительно пришёл парень, сказал, как мог вежливо, от кого он и почему. Я попросил его сходить переодеться, потому что в полосатом спортивным костюме мне его негде было посадить незаметно. Он всё понял, ушёл и через час вернулся в широких брюках, в которые был заправлен под ремень толстый белый джемпер. Парень молча просидел в уголке до закрытия, пил чай и внимательно за всем наблюдал. На следующий день он не пришёл.

Сергей больше никогда на моём жизненном пути не повстречался. Только однажды он напомнил о себе, спустя год после своего единственного эффектного появления.

Как-то во время одной из вечеринок в разгар веселья в наш бар вошли двое молодых людей в униформе кемеровской боевой братвы. Я привычно вышел к ним наперерез с намерением сказать, что в их одежде никак нельзя находиться в баре театра. А они неожиданно вежливо попросили меня выйти с ними на лестницу, туда, где тише.

На лестнице они быстро сообщили, что у меня в заведении, когда много народу, по субботам, стал работать наркодилер. Я чрезвычайно удивился и сказал, что не знаю, кто он такой и как выглядит.

– Мы его знаем… – сказал один из парней, – мы его заберём… Потом. Просто Сергей сказал вас спросить… Он тоже считает, что вы не при деле, но попросил спросить… Вы точно с этого ничего не имеете? И ничего не знали?

– Я и теперь его не знаю! А если бы знал, то не допустил бы…

– Спасибо! Мы спросили, вы ответили, мы передадим… Вы осторожнее с наркотой… С этим надо внимательнее… Обращайте внимание… Если кто-то сильно пляшет и пьёт чай… значит, на кислоте. Просто смотрите… А мы человечка заберём?

– Ну разумеется… Только без применения специальных средств, пожалуйста.

– Да какие там средства… Мы этого дрища выведем… Он сам пойдёт. Спасибо, до свидания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное