Театр тающих теней. Словами гения

Явно будит доблестного сотрудника правильной полиции по трупам. Быстро-быстро что-то говорит по-португальски, из чего я улавливаю только слова Catalina! Veludo![13] Imediatamente. Смысл, в общем, понятен — дорогой Комиссариу, немедленно отдайте бархотку с шеи Каталины.

По тону понятно, что консенсуса говорящие не достигают.

— Вот олень! Не было никакой бархотки, говорит! — взвинченная Мария-Луиза нажимает на отбой.

— Как это не было?! — восклицает Мануэла. — Мы же ее с бархоткой нашли! У нас фото есть!

— След от удушения, говорит, был, может, и бархоткой, экспертиза пока не готова. Если бы бархотка была на шее, ее бы оставили у них как вещественное доказательство. Но, говорит, на шее Каталины на момент прибытия полицейских с ним во главе бархотки не было. Обещает доказательства предоставить. Babaca![14] Бархотка цены особой не представляет, хоть и старинная. Но дело принципа!

— Как странно, что полиция кольцо дорогое вам отдала, а бархотку меньшей стоимости зажала, — удивляется Мануэла.

— Подождите! — не выдерживаю я. — А если к моменту прибытия полиции бархотки на шее Мари… на шее Каталины не было?

— Как не было?

— Может, сняли, когда пытались откачать? Позже я уже не делала снимков. Суета началась. Нужно спросить, может, кто-то из соседей фотографировал.

Вспоминаем, кто, кроме нас, был около бассейна до приезда правильной полиции.

— «Мистер Бин», то есть Тиензу, был. Но его уже не опросишь. Дама в летах с крупным бюстом.

— Да, та, что кинодеятельницу из себя корчит, — подтверждает Мануэла, — со второго этажа блока «А».

Отставной британский адмирал. Полковник, фамилию которого я сразу не вспомнила и который только что курил на балконе со своим отцом, Героем Революции гвоздик Витором Сантушем. Сантуш-младший Каталину из бассейна достал и откачивать пытался, хотя мы с Адмиралом Кингом говорили, что не поможет.

У Героя Революции «Фиат» горчичного цвета. И в больнице он мелькал. А сын его Каталину настойчиво пытался откачивать, хотя ему говорили… Подозрительно.

— И темнокожая женщина, стройная, ухоженная. Ближе к пятидесяти. Приемная дочка этой вашей…

— Марии Жардин! — кивает в сторону частных вилл Мануэла.

Вот и все, кто мог сделать фото, когда Каталину уже достали ее из бассейна, но до прибытия полиции. И все, кто мог бархотку с ее шеи снять.

А Профессор Жозе? Был ли тогда около бассейна профессор? Не могу вспомнить.

Тогда я проверила, что у жертвы нет пульса, вышла из бассейна, заметила на фотографии кольцо, поплыла второй раз, поняла, что кольцо то самое, чуть не захлебнулась и снова вышла. Когда остальные прибежали, стали лопотать на всех языках, больше по-португальски. Мануэла правильную полицию вызывала, а все галдели. Потом Сантуш-младший жертву вытащил, я пыталась объяснить, что помочь ей уже невозможно и что ее должны полицейские сфотографировать, но мои реплики на английском тонули в португальских криках, и я пошла вытираться, я ж тогда в одежде прыгнула. Пока снова нашла полотенце, пока обтерлась, пока отжала волосы и шорты…

Получается, бархотка исчезла в этой сутолоке.

Случайно? Вряд ли. Если б она просто упала, полицейские бы подобрали, они всю зону вокруг бассейна дважды обыскивали — и когда Лушка, то есть Каталина, утонула, и когда Тиензу упал сверху.

Значит, старинная бархотка пропала не случайно. С шеи убитой ее снял тот, кому это выгодно. Снял и спрятал. Или уничтожил. Как улику. Которой душили Каталину.

Кому это выгодно? Только убийце. Найдем бархотку — найдем убийцу. Только где ее искать?

Лушка докуривает, хочет еще что-то спросить, но, махнув рукой и бросив See you later[15], вместе с дочкой уходят к входу в свой блок «А». Прощаюсь с Мануэлой, надеясь хоть ночью вернуться к своей заявке на сценарий, которую нужно срочно сдавать.

Выхожу на балкон, где так и ждет меня оставленный в момент падения сеньора Тиензу ноутбук. И вижу, что ноутбук ждал не меня.

Вернувшаяся дочка читает мою заявку на сценарий про восьмидесятые. Поймет?

Стараясь не мешать, разворачиваюсь, чтобы уйти в комнату, и замечаю свет, пробивающийся сквозь толстые ставни в пентхаусе.

Мануэла говорила, что владелец пентхауса русский oligarkh?

Русского следа нам только и не хватало!

Двадцать четвертое апреля (продолжение)

Эва

Лиссабон. 24 апреля 1974 года

21:10

Монтейру.

Беспалый!

Самый страшный убийца, какой только может быть в ее стране.

Зачем он идет к ее дому?

Убить ее? Не дать ей выйти сегодня ночью в эфир?

Скрылся из виду. Заходит в подъезд? Ждет снаружи, пока она выйдет?

Эва подбегает к двери. Закрывает на второй замок. Хотя что может сделать замок против убийцы, застрелившего Делгаду, задушившего его секретаршу, убившего лидера оппозиции в Мозамбике?! Ее входная дверь на выстрелы не рассчитана, разлетится в два счета.

Звонить Витору? Но куда? Он ей явно не с работы звонил и, скорее всего, уже к ней выехал, но пока он доедет!

Тихо.