Театр. Том 2

Боюсь, что голова Помпея принесла
Им мало выгоды, но очень много зла,
И, даже допустив, что Цезарь притворялся,
Его б на месте их теперь я опасался.
Царю они верны, но верность их — во вред.
С двором отправился я Птолемею вслед.
Навстречу римлянам его суда поплыли,
Но Цезарь был от нас уже в какой-то миле,
И как на суше Марс хранил его везде,
Так ныне и Нептун дружил с ним на воде:
К Александрии вел под всеми парусами
Он флот, пришпоренный попутными ветрами.
На судно Цезаря поднявшись наконец,
С испугу царь забыл, что носит он венец.
Он быть приветливым старался что есть силы,
Но трусость низкая в чертах его сквозила,
И сожалел я, стыд тая в душе своей,
Что предо мной не царь, хотя и Птолемей.
Так боязлив был он, спесивый из спесивых,
Что Цезарь подбодрил его в словах учтивых,
И царь пролепетал, пред тем как дар поднесть:
«Ты от соперника избавлен мною днесь.
Помпей с женой ушли от рук твоих в Фарсале,
Но в сеть, что здесь на них расставлена, попали.
Вот твой заклятый враг; Корнелии ж вослед
Шесть кораблей ведет мой преданный клеврет».
Тут с мертвой головы Ахилла снял покровы.
Казалось, вновь она заговорить готова,
И онемевшие навек уста вот-вот
Обида новая стенаньем разомкнет,
И незакрытые глаза посмотрят дико,
И в них опять блеснет огонь души великой,
И попрекнет богов в последний раз Помпей
Злосчастием своим и гибелью своей.
Взор Цезарь устремил на этот дар ужасный.
Как громом поражен, недвижный и безгласный,
Глазам не веря, он старался что есть сил
Скрыть чувства, коими обуреваем был.
Но сделать все же я дерзну предположенье,
Что первое свое душевное движенье —
За смерть соперника признательность судьбе —
С негодованием он подавил в себе.
Конечно, мысль, что мир ему покорен ныне,
Приятной не могла не быть его гордыне,
Но добродетель ей отпор сумела дать
И не позволила в душе возобладать.
Да, славы алчет он, но не ценой измены!
Взглянул со стороны он на себя мгновенно,
Сам чувствам собственным содеялся судьей,
Их взвесил, оценил и сделал выбор свой.
Он слабости на миг дал волю над собою,
Но, одолев ее, стал духом тверже вдвое.
Затем кровавый дар убрать он повелел,
Взор к небесам возвел и руки к ним воздел,
Сквозь зубы процедил: «О стыд! О злодеянье!» —
И погрузился в столь упорное молчанье,
Что даже римлянам в ответ на их слова
Бросать суровый взгляд благоволил едва.
Приказ о высадке дав тридцати когортам^{26},
Он тотчас завладел и городом и портом,
Охрану выставил у всех ворот уже
И показал, что быть решил настороже,
Что под руку свою берет Египет знойный
И что Помпей ему не враг, а зять покойный.
Вот то, что нынче я видал.