Театр военных действий (СИ)

— Нет, — спокойно призналась женщина. — Но я умею охотиться. Для того, что нам предстоит, этого будет достаточно.

— Вообще-то я не о том хотел спросить. Зачем тебе то, что ты делаешь? Помогаешь нам, хочешь помирить нас с Сенджу?

Женщина долго молчала, кончиками пальцев скользя по черновику письма.

— Ответ: «просто потому, что вы мне нравитесь», тебе не годится?

— Я привык к тому, что всякая помощь требует платы. Всякое действие имеет свою выгоду, а бескорыстие, как правило, является попыткой повязать долгами и обязательствами.

— А как насчет нашего родства?

— Слишком дальнее, чтобы иметь значение…

— Нет, — возразила она. — Родство либо есть, либо нет… и, если ты не заметил, я хочу помочь не только вам, но и Сенджу.

— Но зачем? Неужели ваши усилия вам ничего не стоят?

Женщина прикрыла глаза и замолчала надолго. И заговорила тогда, когда Таджима думал уже, что ответа не дождется.

— Иногда неведение — это защита, — ее голос был печален и тверд. — Есть вещи, о которых нельзя даже думать, не достигнув определенного уровня силы, и ты его не достиг. И достигнешь ли — не знаю… а свою выгоду я получу, не сомневайся. Обещаю, что ни тебе ни клану это не навредит… сильнее, — она протянула ему руку и Таджима осторожно сжал тонкие пальцы.

— Что ж, госпожа, я тебе верю. Но тогда я хочу задать еще один вопрос. Как мне достигнуть той силы, что позволила бы мне узнать эту тайну?

— Не знаю. Не делай такое лицо — я, правда, не знаю. К этой цели у каждого свой путь, и готового рецепта для всех не существует. Могу только сказать, что ты уже стоишь на этом пути.

***

Буцума Сенджу пил — точнее, пытался напиться — вот уже третий день. Сакэ закончилось вчера, и, поразмыслив, глава вытащил из кладовки кувшины с травяной настойкой, употреблявшейся в основном для дезинфекции. Дело пошло веселее, а потом пришло письмо, оказавшее эффект ведра ледяной воды на голову. Казавшееся безупречно вежливым по форме, оно имело такое содержание, что читавший его глава клана Сенджу стремительно протрезвел, разъярился, грохнул кулаком по столу, пнул пустой кувшин из-под настойки, вышел на улицу и громко высказал все, что думал об Учихах и их мирных предложениях.

Вздохнул, устало опустил плечи и убрел обратно в дом. Надо было выбросить осколки кувшина… и убрать подальше вещи, которые уже не понадобятся.

Одежду, оружие и доспехи детей.

Яростная вспышка словно высосала все силы — остались усталость и пустота. Наверное, подойди к нему кто-нибудь из старейшин с намеком на то, что неплохо бы главе клана обзавестись новой супругой и наследниками, он бы убил, не испытав по этому поводу никаких эмоций.

Да, он еще не старик. Он может жениться и зачать детей, может даже успеть увидеть, как они вырастут. Но разве в этом дело? Все равно легче не станет…

Сенджу с сожалением взглянул на осколки кувшина. Глупая была затея… все равно сакэ его не брало. С такой регенерацией, как у него, надо средство поядреней.

Но… глупо ведь. И недостойно.

В странном оцепенении Буцума бродил по дому, не решаясь приняться за дела. Словно неубранные вещи могли вернуть сыновей из могилы, а стоит их спрятать — и… смерть станет окончательной.

Легко было поучать Хашираму…

Он мог говорить о достойной смерти, о благе клана, о гордости и уважении… но была одна вещь, о которой он говорить не стал бы.

Он хотел умереть раньше своих сыновей, чтобы в последний миг утешить себя надеждой, что у них все будет хорошо.

Не вышло.

Сенджу болезненно скривился и внезапно подумал о том, что у его врага сейчас точно такая же ситуация. И может быть, сейчас Учиха точно так же бродит по комнатам, не решаясь притронуться к чужим вещам. И на том спасибо…

«Не ври себе, старый осел. Ни хрена ты не рад, и смерть чужих детей тебя не утешает».

========== Часть 8 ==========

Оказывается сказки, рассказываемые в клане, были правдивы.

Тобирама был привязан к решетке, под решеткой горел огонь, а вокруг столпились ухмылявшиеся красноглазые морды, ожидающие, когда он приготовится. Кто-то рассказывал о рецептах из мяса Сенджу, периодически тыкая кунаем в левую ногу. Кто-то спорил из-за соли и специй. Кто-то таскал дрова, падавшие в огонь с глухим треском. Дым выедал глаза.

Внезапно потемнело, раздался оглушительный грохот, и сверху обрушился ледяной ливень. Огонь погас, чихнув дымком, красноглазые морды с руганью разбежались. А над ним раздался голос брата:

— Осторожнее!

Восхитительно ледяная вода лилась на лицо; Тобирама приоткрыл рот, с усилием глотая. Чьи-то руки поддерживали его голову, гладили. В голове было муторно — с большим трудом он сообразил, что нет никакой решетки, никакого костра, а он лежит в пещерном бассейне, опираясь спиной на чью-то грудь, и старший брат поит его из чашки.

Ах, да. Он пошел искать путь из пустыни и заблудился. Похоже, его нашли… а учиший обед ему просто приснился. Тобирама облегченно вздохнул — вероятно, он просто сильно обгорел на солнце, но это не так страшно, как обгореть на огне.

И новая мысль тут же заставила его напрячься.

Так… если Хаширама поит его из чашки, то на ком он лежит?