Театр военных действий (СИ)

— Не дергайся, — ворчливо прозвучало над ухом. И конечно, Тобирама тут же дернулся, пытаясь вырваться из рук Учихи, и вскрикнул от боли в левой ноге. Его обхватили под грудью, зашептали на ухо что-то успокаивающее.

— Торью, тише, — Хаширама убрал чашку. — Все хорошо.

Тобирама скривился, бросив на брата угрюмый взгляд. Ну конечно, у него все хорошо. Это ж не его предали ради дружбы с Учихой.

Что-то загрохотало, загремело, и в купальню ввалился мелкий Учиха с глубокой миской в руках. Остро запахло цитрусами.

— Смотрите, что я нашел!

— Апельсины? — старший Учиха приподнялся, потянул на себя Тобираму. — Отлично. Давай их сюда.

— Я их уже почистил и порезал, — сообщил мелкий Учиха, присаживаясь на край бассейна. — Им триста лет, представляете?

— Абалдеть, — вяло сказал старший Учиха. — Давай, парень, открывай рот…

И не успел Тобирама возмутиться учишьей наглости, как ему запихнули в рот сладкий сочный кусочек. Пришлось жевать — не выплевывать же… мысль о том, что вместе с апельсинами его могли накормить какой-нибудь дрянью, проплыла и исчезла.

— Когда он молчит, он такой милый, правда?

— Иди к биджу, — буркнул Тобирама, внезапно почувствовавший страшную усталость. Ругаться было бесполезно, сопротивляться тем более. Его нашли в пустыне, о нем позаботились. Куда ему со сломанной ногой брыкаться против Учих и брата…

— Спокойнее, — старший Учиха погладил его по голове. — Все хорошо. Кость мы вправили, а ожоги — ерунда, через пару дней от них и следа не останется.

— Не убегай больше, — Хаширама жалобно улыбнулся. — Если захочешь, я могу с тобой сходить…

— И оба заблудитесь. Нет уж, Сенджу, если тебя тянет на прогулки, гуляй со мной. А пока — ешь апельсины, они полезные.

Тобирама решил не спорить. Послушно жевал и глотал фрукты, большим усилием воли не дергаясь на прикосновения Учихи. Боль ожогов в холодной воде притихла, нога, пристроенная на бортике бассейна, тоже успокоилась. Хаширама сидел рядом и поил его чаем — обожженными руками он старался не шевелить. А Учихи…

«Интересно, что бы сказал отец, если бы увидел, как один Учиха меня обнимает, а второй кормит апельсинами?»

В следующий раз он проснулся в постели.

В комнате было сумрачно — крохотный фонарик стоял на столе, освещая лицо старшего Учихи, склоненное над свитком. Он то сосредоточенно хмурился, прикусывая губу, то улыбался, и какое-то время Тобирама просто следил за чужой мимикой, сонно размышляя о том, почему тут сидит Учиха и где ходит брат.

Наконец Учиха поднял глаза — огонек фонарика отразился в них золотистым блеском.

— Проснулся?

Голос звучал спокойно и дружелюбно, но Тобирама все равно решил промолчать — сказать ему было нечего. Разве что спросить…

— Где брат?

— Они с Изуной чистят систему зеркал, — ответил Учиха. — Чтобы днем не жечь светильное масло.

С Изуной, значит.

— Не надувайся. Он сидел с тобой весь прошлый день — я выпер его отсюда силой. Я хотел поговорить с тобой.

— Нам не о чем разговаривать.

— А я думаю, что есть о чем, — Учиха отложил свиток, поднялся, прошелся по комнате. Тобирама настороженно следил за ним.

— Ты сделал глупость, — наконец сказал старший Учиха. — И ты это сам понимаешь. Цели ты не достиг, вдобавок, чуть не убился. Я могу понять, что тобой двигало, но это ни хрена не оправдывает.

— Мне не нужно, чтоб ты меня оправдывал…

— Ну да. Могу поспорить, тебе и без этого стыдно.

Тобирама скривился и отвернулся. Чертов Учиха прав — ему было стыдно. Более того — он чувствовал себя идиотом.

— Что такое пустыня? — спросил Учиха. — Ты сам это видел и ощутил. Ночью — холодно, но ты умеешь греться чакрой, поэтому не встревожился. Ты рассчитывал вернуться до рассвета? Ты же видел, что тут творится днем. Но ты заблудился и чуть не погиб — ты мог бы сломать шею, а не ногу.

— Ну и что.

Учиха долго молчал, глядя на него.

— Ты обиделся на Хашираму? — спросил он, наконец.

Тобирама отвел глаза.

— Зря. Он любит тебя.

— Откуда тебе знать…

— Он сам мне сказал об этом. Защитить своего младшего брата — последнего брата — это его мечта, и я его понимаю. А мне отец вручил ответственность не только за Изуну, но и за вас. За Хашираму. За тебя.

— Зачем? Неужели у вас в клане нет места, где можно спрятать заложников?

Учиха фыркнул и засмеялся.

— Есть у нас такие места. А еще у нас есть идиоты, которые ради того, чтоб перерезать глотку Сенджу, способны нарушить приказ. Так что… вы тут для вашей же безопасности.

— А вы? Скажешь, и вам угрожает опасность в своем же клане?

— Не скажу. Но отец ничего не делает просто так, — Учиха присел рядом с краем постели. — Я знаю, что ты нам не доверяешь. Но я хочу прекратить войну, и отец мой хочет того же. У него есть какой-то замысел.

— Известно, какой. Шантажировать нашего отца…

Учиха снова рассмеялся.

— Я так не думаю. Сенджу Буцума известен своей упертостью, с ним такое не пройдет. План отца в другом…

— Может, ты еще знаешь, в чем?

— Придет время, и мы все это узнаем, — Учиха улыбнулся и коснулся лба Тобирамы, поправляя волосы. — Отдыхай пока, и не беспокойся. Хаширама скоро вернется, и вы поговорите. — Он поднялся, собираясь направиться к выходу.