Театр военных действий (СИ)

«Если ты попал в плен, ты уже мертв, — учили в клане. — Позабудь о боли, она пройдет. И направь свои цели на то, чтоб не дать врагу узнать ценную информацию».

Жаль, что он был еще слишком молод, чтобы освоить технику остановки сердца. Попробовать откусить себе язык не получится, Учиха сделал новый кляп, теперь и зубы не сомкнуть.

Его охватило странное оцепенение. Воображение помимо воли подкидывало жуткие картинки, он пытался не думать, но все равно воскрешал в памяти тошнотворный ужас истерзанных тел в том доме… Хашираму долго трясло и тошнило, отец ругался, а он смотрел, запоминал и думал: «так же будет со мной, если я буду слаб и неосторожен…

Боги, дайте твердости мне и брату!»

От чужой одежды пахло горьким дымком осенних листьев, хвойной смолистостью и чем-то будоражащим, пряным. Это какая-то специя, или запах, присущий им всем, Катон и нрав едкий, как горный перец? Что за чушь лезет в голову… это потому, что Учиха горячий, как жаровня, и чужое сердце бьется ровно и сильно, отсчитывая ритм, убаюкивая. Наверное, он просто устал бояться.

Куда они идут?

Что это за место?

Усаженный на холодный камень, Тобирама не мог поверить — это все? Их не убьют, не станут пытать? Учиха гнусно ухмыльнулся, наверняка догадываясь о его мыслях, а потом просто ушел.

Хаширама прятал глаза, распутывая хитрый узел на его запястьях. Из-за плеча брата он бросил взгляд на Учих; старший смотрел тяжело, и от его взгляда внутри рождалась холодная дрожь. Младший улыбался, и эта улыбка была еще страшнее. А если оторвать жучку ножки?..

Жить рядом с этими?

Учихи ушли в темноту, и он не выдержал — высказал брату все, что думал, теми словами, какими отец общался с запоровшими миссию. Хаширама захлопал глазами, жалобно скривил губы, но не заплакал, а упрямо надулся.

— Ты говорил, что нас убьют, но не убили ведь…

Болван…

— Потому, что хотят шантажировать отца!

— Получится у них, как же… — горько прошептал Хаширама.

— Я надеюсь, что не получится!

— А я не хочу, чтобы ты погиб!

— Я лучше погибну, чем стану предателем!

— Тора!

Тобирама вскочил, отошел к двери, уселся лицом к стене и начал медленно дышать, пытаясь успокоиться. Пережитый ужас грозил выплеснуться позорной истерикой — нельзя показывать Учихам свою слабость.

Нужно успокоиться. Нужно собраться… он может бороться, пока он жив.

Учиха сделал ошибку, когда не убил его сразу. Он найдет дорогу из этой пещеры, выберется, вытащит Хашираму… если тот, болван, сам не нарвется…

Тобирама прикусил губу, заморгал — сильно сдавило в груди и в горле.

— Эй, не плачь…

— Оставь меня в покое, пожалуйста.

Хаширама потоптался рядом, вздохнул и отошел.

— Ты здесь ночевать собрался? — спросил Учиха. Тобирама промолчал.

— На всякий случай сообщаю, что твоя комната в левом коридоре прямо за поворотом. Комната Хаширамы напротив. Уборная, ванная через две двери. Рис в котелке, потрудись его съесть до утра. Иначе свяжу и буду кормить с ложечки, как маленького.

Тобирама вскинулся, готовый огрызнуться, но Учиха уже ушел.

Он внимательно прислушивался и краем глаза следил за происходящим в пещере. Учихи носили дрова и футоны, варили обед, Хаширама помогал им…

Предатель.

Было очень больно.

Но сидеть носом в стенку бессмысленно… надо усыпить бдительность, вести себя не враждебно, исследовать местность и искать способ побега. Отмечать дни, чтобы успеть до конца двух месяцев…

— Эй, Сенджу… может, все-таки, поешь? — обратился к нему младший Учиха. Тобирама большим усилием удержал себя, чтобы не пожелать врагу подавиться и сдохнуть.

— Оставь его. Захочет, сам поест, — буркнул старший.

Хорошо еще, что Хаширама молчит…

Учихи и брат убирали пещеру, вымели песок и пыль, и ушли куда-то в глубину темных коридоров. От подвешенного над очагом котелка одуряюще пахло, от голода сводило живот, но Тобирама только плотнее обнял себя за плечи. Надо было, как следует, запомнить тот путь, по которому они сюда попали, хоть он и мало, что разглядел, вися на плече Учихи…

Надо было составить план… и убедить Хашираму вести себя осмотрительнее…

Он уже почти успокоился. Уже не давило так в горле при мысли о брате. Тобирама устроился поудобнее, вытянул затекшие ноги, прислонился к теплому камню стены… и провалился в темноту. Усталость взяла свое…

Мадара, выглянувший в зал спустя несколько минут, хмыкнул, осторожно приблизился и поднял белобрысого Сенджу на руки. Спать на камнях не лучшая идея, особенно, когда от двери уже ощутимо тянуло вечерним холодком, а лечить простуду никто из них не умеет.

— Изу, разложи футон, ладно? А ты помоги его раздеть, нечего пыль в постель тащить…

Взрослый Учиха, тот самый, с жесткой улыбкой и железными пальцами, несет его, уже не перекинув через плечо, а на руках, как совсем маленького, а в высоте летят кроны деревьев и яркие звезды. Он не пытается освободиться, охваченный страхом и головокружительным восторгом почти полета, запах пряностей, хвои и осенних костров волнует и одновременно успокаивает… мысли и желания спутываются и размываются… и почему-то лежать в руках врага не кажется неправильным…

Отец никогда не носил его на руках…