Театральная эпопея

–Гм, молодой человек, все хотят! – сухо ответил худрук.– Оставьте свои гениальные рукописи на вахте.

–Но…

Тут Ширмыршлянский остановился, наконец, взглянув на мое обеспокоенное

лицо, и назидательно произнес:

–Слушайте, я попрошу вас, молодой человек, не задерживать меня и не всучивать свои рукописи на улице. Оставьте все на вахте, мне передадут. Вернее, в моем театре есть

завлит, он прочтет.

–Но я хотел…

–Все хотят, молодой человек!– улыбнулся фальшивой улыбкой Ширмыршлянский,

чуть толкая меня, так как я загораживал ему вход в здание. – Пропустите вы меня или

нет?

Я моментально посторонился, шумно вздыхая. Ширмыршлянский поспешно вошел

в театр, а я остался стоять у входа. Было слышно, как худрук накричал на служащих,

потом крик прекратился. Ко мне вышел средних лет охранник с заспанным лицом

и спросил, оглядывая меня с головы до ног:

–Ты чего тут стоишь?

Знаете, мой дорогой читатель, мне всегда не нравилась фамильярность, грубость, но

я чудом сдержался и ответил как можно спокойнее:

–Я хотел поговорить с Ширмыршлянским, но…

–Все хотят с ним поговорить! Он приказал, чтобы тут всякие посторонние не стояли.

–Но мне нужно передать завлиту мои комедии!

–Отдай их мне, я передам завлиту. Ответ будет через две недели.

Мне ничего не оставалось делать, как выполнить требование охранника. На этом

моя встреча с Ширмыршлянским закончилась. Я побрел домой, думая, как же

встретиться с Ширмыршлянским и поговорить с ним.

А Ширмыршлянский прошел в свой просторный кабинет, уселся в мягкое кресло.

Он помнил, что сегодня должна состояться репетиция спектакля «Бравый солдат»,

поэтому вытащил из ящика стола блокнот со своими заметками.

В кабинете стоял возле стены большой коричневый письменный стол, рядом со

столом – два кресла, вдали у окна телевизор, холодильник, книжный шкаф, мягкий диван. На стене выше стола висел портрет Станиславского, Ширмыршлянский почитал

известного режиссера, его систему и всегда повторял на репетициях известные слова Станиславского: «Не верю!» На столе худрука красовался новенький ноутбук, принтер. Зазвонил телефон, но Ширмыршлянский не торопился брать телефонную трубку. Однако телефон звонил, не переставая.

–Да, слушаю…– вяло протянул Ширмыршлянский, беря трубку и перелистывая блокнот.

– Ну, Иосиф Борисович, не торопишься трубку брать?– услышал он в трубке уверенный

и насмешливый баритон.

Ширмыршлянский отложил блокнот, услышав в трубке голос художественного руководителя Драматического театра Юрия Ксенофонтовича Сеновина.

–Гм, приветствую тебя, Юрий Ксенофонтович!– чуть улыбнулся Ширмыршлянский.-

Чем обязан звонком?

–Да, так… Вспомнил о тебе, решил позвонить. Али побеспокоил? Отвлек от репетиций?

–Пока я только зашел в кабинет, если честно.

В трубке раздался приглушенный смех Сеновина:

–Ха!.. И поздновато ты на работу являешься, друг мой!

–Совсем нет,– возразил Ширмыршлянский,– как всегда, в одиннадцать часов. Вообще-то

мне не десять лет, чтобы мне тыкать! Я сколько раз о том тебе говорил!

В трубке снова раздался смех, Сеновин быстро ответил:

–Ладно, будем общаться на «вы»… Я…

–У тебя какая-то новость или нет?– нетерпеливо спросил Ширмыршлянский.

–Хотел попросить тебя…, извините, вас попросить помочь мне с новыми актерами.– Сеновин вспомнил, что Ширмыршлянский не терпел фамильярностей к своей дорогой персоне, хотя всем остальным тыкал, даже к собеседникам старше себя по возрасту.

–Новыми? У тебя в знаменитом Драматическом театра не хватает актеров?– удивился Ширмыршлянский.

–Как сказать…

-А ты правду скажи, авось полегчает,– усмехнулся Ширмышлянский, закуривая трубку.

–Штатных единиц у меня в театре свободных нет, то правда, но проблема в том, что все актеры старые… Нет молодых актеров!– признался Сеновин.

–Сочувствую, Юрий Ксенофонтович, сочувствую!.. И понимаю тебя прекрасно, когда

самая молодая актриса в театре в возрасте пятидесяти восьми лет.

–Гм, вот мне не до смеха,– сухо ответил Сеновин, прекратив смеяться.

–Есть у меня молодые актеры, целых два есть,– ответил Ширмыршлянский, вспомнив

о Кузнецове и Архиповой,– но они тебе не понравятся.

–Это почему?

–Дерзкие они… Настойчивые… И для твоего театра они вовсе юные, всего лет

двадцать пять.

–Хорошо! Я согласен, можно с ними переговорить?

–Не уважают они свое начальство… А переговорить с ними всегда можешь, если

захочешь. Главное, чтобы они согласились перейти в твой театр.– Ширмыршлянский говорил, вспоминая последнюю репетицию спектакля «Бравый солдат» и короткую словесную перепалку с Кузнецовым и Архиповой, хмурясь.

–Обломаем их.

–Не уверен, молодые, настойчивые, цену себе знают!

–Гм, все мы цену себе знаем…

–Да ну?.. И во сколько ты меня или себя оцениваешь?

–Ладно, давайте по делу…Вы мне их отдадите?– с надеждой спросил Сеновин.

–Ну, что значит отдашь? Они разве крепостные? Не пойдут они в твой театр! Я-то с радостью им предложу к тебе перейти, честно, с радостью от них отделаюсь…

–Правда?

–Сущая, сущая правда, милейший Юрий Ксенофонтович!.. – Ширмыршлянский