Театральная эпопея

Ширмыршлянский минуту помолчал, потом спросил:

– Слушай, вот ты ставишь такое старье, уж извините, если задел своим вопросом…

–Я ставлю классику, если вы то забыли, я…– повысил голос Сеновин, но его тут же

перебил Ширмыршлянский:

–Стой, не кипятись, Юрий Ксенофонтович!…Я просто интересуюсь реакцией твоих зрителей.

–А что мои зрители?

–Ну, как они смотрят это старье… тьфу, эту одну классику, с интересом? Софокл,

Эсхил, Аристофан…

–Нормально смотрят, даже хлопают!

–Да неужели? И как зрители вникают в это старье? Понимают, о чем речь?

–Да.

–А говорят, что зрители у тебя ходят только смотреть на игру твоих старых актеров,-

ляпнул Ширмышлянский и тут же понял, что не следовало было этого говорить.

–Что – о?!… Старые пьесы, старые актеры?!..– взревел Сеновин так, что Ширмыршлянский вздрогнул и отвел руку с телефонной трубкой подальше, чтобы не слушать крик

Сеновина.– Я к вам с просьбой, по-человечески, а вы?!…Смеяться надо мной, да? А у

вас в Театре юмора новые пьесы есть, да?.. Покажите, посмотрю, если таковые есть!.. «Ревизор» – современная пьеса?

–Успокойся, я…

–Или «Фигаро»? Или «Бравый солдат»?

–Ладно, ладно, Юрий Ксенофонтович! Успокойся и приглашай на премьеру Софокла!-

добродушно сказал Ширмыршлянский, посмеиваясь.– Извини, но ко мне зашли, пока!..-

С этими словами он повесил трубку, не дожидаясь ответа Сеновина.

Ширмыршлянский перелистал свой блокнот, потом встал, подошел к окну. В дверь кабинета осторожно постучали, но он не откликнулся на стук. Через минуту вновь

раздался осторожный стук и дверь чуть приоткрылась.

–Кто там?– недовольно спросил Ширмыршлянский, не оборачиваясь.

–Это я, Иосиф Борисович,– послышался приглушенный женский голос.

Дверь открылась полностью и в кабинет вошла средних лет дама в коричневом

брючном костюме, шатенка с серыми глазами, сильно напудренная и накрашенная.

Это была завлит Театра юмора Котова Елена Степановна.

Ширмыршлянский ее переносил с трудом, даже один раз предложил уволиться, но

потом все-таки извинился, заявив, что сказал, не подумав. Ему не нравились умные женщины, а Котова была как раз умной и не раз спорила с ним по разным театральным вопросам, что очень раздражало худрука. Вдобавок Ширмыршлянский не выносил излишней косметики на женском лице, открыто заявляя не раз, что женское лицо должно

быть красиво и не без косметики. Однако Котова лишь посмеивалась про себя, слыша заявления худрука. Так они и работали, нередко ссорясь и споря, многие годы.

–Что тебе?

–Извините, Иосиф Борисович, если отрываю от дел,– начала медленно Котова,– вы

говорили вчера об утверждении нового репертуара театра…

–Ну…– меланхолично протянул Ширмыршлянский, позевывая.

–Вот я и зашла, чтобы поговорить об этом.

–Ну…– также протянул Ширмыршлянский.

Котова застыла, не зная, что дальше говорить. Иногда сотрудники Театра юмора не понимали своего худрука – он впадал в меланхолию, ничего не желал делать и слушать, отвечал одними междометиями, как и сейчас; складывалось такое ощущение, что Ширмыршлянский отсутствовал в театре, мечтая и витая где-то в облаках, несмотря на

то, что он находился именно в Театре юмора. А Ширмыршлянский в самом деле сейчас призадумался, вспомнив молодые студенческие годы, когда пытался играть в

капустниках и играть в КВН. Вот с тех пор он полюбил капустники- обозрения, желая ставить лишь их, если станет театральным режиссером. А когда, наконец, добился должности режиссера, ему пришлось ставить известные комедии давно умерших драматургов, участвовать в бесконечных репетициях, хотя хотелось ставить одни

смешные капустники. Репертуар Театра юмора не обновлялся уж десять лет: комедии Шекспира, «Горе от ума» Грибоедова, комедии Мольера, несколько лирических комедий старых советских драматургов, кое-что из зарубежной драматургии. Но поискать что-то новое для своего театра, современную пьесу современного драматурга даже не

приходило ему в голову, как ни странно, хотя неоднократно Ширмыршлянский

участвовал в различных театральных конкурсах. Справедливости ради нужно отметить,

что худруку полгода назад пришло в голову поставить спектакль по мотивам романа Гашека, что он и сделал, написав инсценировку и начав репетиции спектакля «Бравый солдат». Однако пьес российских современных драматургов Ширмыршлянский не

искал и не ставил в своем театре.

Котова молчала, ожидая приглашения худрука сесть, но его не услышала. Ширмыршлянский, подумав еще минуту, отошел от окна, сел в кресло и сокрушенно вздохнул.

–Извините, Иосиф Борисович, мне уйти?– осторожно спросила Котова.

–Нет, почему уйти… Чего стоишь, садись, раз зашла,– предложил Ширмыршлянский.

Котова присела на край кресла напротив Ширмыршлянского.

–Так, чего репертуар нам менять? Какая в том надобность?– позевывая, спросил Ширмыршлянский.

–Ну, вы сами ранее…

–Послушай, я говорил то вчера при всех для проформы только.

–Да?

–Нет, ты мне скажи другое: зритель в мой театр идет или нет?

–Идет.

–Чего тогда обновлять репертуар?

–Но…

–Нет, ты ответь: зритель в мой Театр юмора идет?

–Идет, но…