Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930

П. А. Марков. Прежде всего ряд поправок. Я думаю, что часто вредит пониманию театра догматическое закрепление за ним разных «измов». Когда говорят, что период 1-й Студии является реализмом, то это указание наименее существенное, правильнее говорить об этическом пафосе, жившем тогда в театре. Этический пафос составлял внутреннее зерно и определенный стиль студии. Правильнее говорить об очень тонком психологизме. В постановках 1-й Студии был некий примитивизм, и это воспринималось как большая острота. Это упрощение было одним из обаяний, которыми нас к себе притягивала студия.

Очень важен «Росмерсхольм»[1246], который завершает очень существенный этап. Вахтангов дошел здесь до границ, за которыми должно уж <было> быть искание новых театральных форм. Тут было не подглядывание в чужую жизнь, а соприкосновение с чем-то очень сложным. Я понимаю, почему Книппер[1247] чувствовала обнаженным свое духовное существо.

Я думаю, что в докладе опущена одна очень важная часть. Говоря о стиле, Владимир Михайлович говорит о гротеске, подменяя вопрос об актерской игре вопросом о декоративном оформлении. Теперь главный вопрос для 2-го МХАТа – это актер. Вахтангов, как говорил Сушкевич, вырастал из системы Станиславского. Самая трудная проблема для 2-го МХАТа <в том>, что, достигнув резкой остроты в актерской игре, он переводит актерские образы из динамических в статические. Возьмем Короля в «Гамлете» – Чебана. Он раскрывается в первой сцене, и дальше замечательного портрета он не идет. Так и в «Евграфе» большинство исполнителей, которые должны быть гротескными фигурами, статичны. А сам Евграф – Ключарев[1248] – исполняется в другом плане, и притом очень хорошо, на мой взгляд. Режиссер скажет: это разные миры, что Ключарев динамичен, а другие остаются в первоначальной данности. Но такая статичность образов примечательна. В «Петербурге» динамичны Чехов, Берсенев[1249]. Остальные остаются статичными. Тот же Чебан – Лихутин – не позволяет поверить в сцену самоубийства. И основная задача для МХАТа <2-го> – какой он найдет выход для динамической подачи роли, как он четкость и остроту подчинит внутреннему течению образа.

В. Г. Сахновский. Я хотел бы сказать в связи со словами Маркова. Есть люди трудные и легкие, и подобно этому МХАТ 2-й заставляет зрителя наверняка знать, что это – трудный театр. Думаешь, что театр в целом найдет путь, который поведет к раскрытию тех сторон, которых не ожидаешь увидеть. Раньше мудрость усложненья заключалась в том, что искали простого слова, даже и в «Лире» было так. Это было внутренне сложно, а внешне просто, и в этом была большая правда театра, и был какой-то стиль. Потом появились другого рода вещи – «Петербург», «Гамлет». То, что говорит театр, требует от зрителя какого-то страшного напряжения, а мудрости и не чувствуется. Может быть, это мечта о невозможном, что хочет дать театр, но как-то чувствуешь себя смущенным, а иногда чувствуешь себя обманутым. «Сверчок» не был проще, а было мудро. Я не понимаю, что хочет вложить в сердце зрителя театр в постановке «1825 год»[1250]. Почему-то это не звучит и не доходит до зрителя.

Б. М. Сушкевич. Я хочу возразить товарищу Рошалю. Я говорил о религии Прометея, о религии прекрасного, могучего человека, но не о теософии и мистицизме. Я забыл поправить: то, что было сделано гениально в «Эрике», было уже как-то подготовлено в «Балладине»[1251] и «Дочери Иорио»[1252]. В «Евграфе», с точки зрения театра, имеется большая мысль – мысль о человеке-мечтателе, который во все века казался смешным и ненужным. Во имя этой мечты мы и ставили пьесу. Все фигуры мы преломляли с точки зрения этой мысли. Что касается «Короля квадратных республик», то он снят по постановлению коллегии Наркомпроса.

Г. Л. Рошаль. Разрешите поправку. Подача в театре других персонажей через мир героя и есть мистика.

В. М. Волькенштейн. Прежде всего о догматизме, о котором говорил П. А. Марков. Можно говорить или беллетристически, или догматически. Поэтому я и считаю себя вправе говорить общепринятыми терминами.

Самую неясную формулировку дал В. А. Филиппов, когда он сказал, что в театре есть внутренний смысл. Театр не поблагодарит за то, что он не осуществляет и формальных задач. Что касается стиля, то это и есть оформление, и нельзя отрывать актерскую игру от постановки. Указание же на разностилье служит для меня знаком, что в сердцевине театра неблагополучно.

Я не упомянул некоторых спектаклей. О «Короле квадратных республик» – потому, что пьеса неудачна. Что касается пути театра, попытки поставить символическую трагедию, то я его приветствую. Что касается «Росмерсхольма», то я считаю его менее важным, чем «Потоп»[1253].