Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930

Вообще надо сказать, что работа режиссера над автором показана проникновенно. Что касается операций над авторами, то это едва ли законно. Очень хорошо было сказано о подтексте, что это то, что актер скрывает от своего партнера, но что видно зрителю. Автор пишет не для определенного человека, но он пишет определенного человека. Что касается того, что актер не справляется с текстом, то надо сказать, что, если тут будет исправление самого текста, это с точки зрения художественной конструкции пьесы безболезненно пройти не может.

Верно то, что режиссерский экземпляр не совпадает с авторским. Это разные вещи. Но требуется, чтобы в режиссерском экземпляре были те основные линии, которые имеются в драматическом произведении. Поскольку мы имеем дело с живым произведением искусства, оно должно быть раскрыто так, как оно есть.

Доклад вносит очень много ясности. Все замечания сводятся к известным ограничениям в произвольности прочтения текста. Но вообще режиссер волен, конечно, производить любые опыты как художник, и тут уже его будет судить зритель.

Н. Д. Волков указывает, что Василий Григорьевич сделал доклад на такую острую тему, и это очень хорошо. Это важно во всех смыслах. Мы до сих пор мыслили себе режиссера как некую техническую фигуру. Пора раскрыть это заблуждение.

В докладе есть текст и подтекст. Можно, конечно, полемизировать с отдельными моментами. Так, например, в отношении того, что текст раскрывается, когда идут от одного слова. Наряду с этим типом режиссерского мышления есть и другие типы видения. Мейерхольд видит, должно быть, иначе. Вопрос этот неразрешим на нашем заседании. Василий Григорьевич давал нам не только доклад, но анкету – доклад местами прорастал теоретическими положениями, которые имеют ценность. Доклад построен на ценности признания того, что режиссер есть самостоятельная фигура в театре. Конфликт между автором и режиссером бывает только в литературные эпохи, в эпохи золотые – автор шел от театра.

А. А. Бахрушин говорит, что раньше пьесы ставились не так тщательно и хорошо, и тем не менее в театре было хорошо. Тогда все ставилось на актерском театре – режиссер только расставлял мебель. Надо учесть и то, что у нас, конечно, существеннее не соблюдение ремарок, а совпадение понимания режиссера и автора в какой-то существенной теме. Автор не скучен тогда, когда режиссер его просветляет.

П. М. Якобсон говорит, что доклад Василия Григорьевича необходимо приветствовать за его предметность. Доклад шире названия – показано творчество режиссера вообще. Очень хорошо, что Василий Григорьевич шел методом описания. Встает вопрос, можно ли считать указанный в конкретных ступенях путь режиссера типичным для всякого режиссера? Мы встретимся, несомненно, и с другими типами подхода режиссера к тексту, которые объясняются особенностями их душевной структуры, как тот или иной вид памяти, воображения и т. д. Но все эти замечания незначительны.

В. А. Филиппов говорит, что, конечно, мы имеем тут дело с признанием личного творчества Василия Григорьевича: мы имеем автопризнание. Очень любопытно, что Василий Григорьевич идет от слова. Актер всегда идет от слова…

Возникают сомнения по поводу изменения текста, как было указано в примере. Ведь в театре появляется дублер. Я помню случай, когда два актера играли разно и в отношении текста. Но это случается очень редко, значит, кто-то должен следовать тексту другого. Верно, что в драматическом произведении заключается очень много, но ведь может быть спектакль, со всей полнотой воспроизводящий драматурга.

В. Г. Сахновский, отвечая оппонентам, говорит:

Я хотел бы подчеркнуть основное, из чего я исходил. Я хотел идти методом описания, и притом правдивого. Была у меня мысль, что, как бы ни различны были приемы подступа к тексту, что-то основное есть у всех режиссеров. Каждый будет апперцепировать что-то другое, что явится для него толчком, но ступени будут те же.

А. А. Бахрушину можно ответить так: режиссерский экземпляр, конечно, не всегда писанный. В разные периоды разных стилей театров он имел, может быть, иной характер. То, что прежде ставили быстрее, объясняется тем, что тогда был другой стиль и школа. Режиссер, может быть, слышал тогда тон спектакля лучше, чем теперь его слышат. Театр в целом изменился. Может быть, и режиссеры не будут нужны в таком виде со временем. Может быть, потребуется иной режиссер, когда зрительный зал будет требовать менее скрупулезное исполнение.

О примере из «Лира»[1365] – мне открылась повторяющаяся деталь в образах. Может быть, декоративно я оформил бы этот момент, но главное не это, а то, что я видел такие детали рассыпанными во всей пьесе.