– Тут нормально будет? – приложил он снежинку к одному из шести секторов окна.
– Отлично! – охотно подтвердила Ветка.
Мыш облизал бумагу и прилепил её к стеклу.
Устроился на подоконнике, подтянул коленки к подбородку уставился в окно.
– Что там? – спросила снизу девочка.
– Крыши и снег. Это, знаешь, очень красиво: крыши и тающий снег.
– Подоконник широкий?
– Ты точно поместишься.
Ветка осторожно вскарабкалась к Мышу и ахнула.
– Да это же просто полёт ангела над Москвой!
– Именно, – согласился мальчик.
Жестяные – цвета рыбьей чешуи, крашеные – коричневые, зелёные, голубые крыши лежали под ними, уходили вдаль, изгибались, словно барханы странной геометрически выверенной пустыни.
В Москве буянила оттепель. То начинала швыряться дождём и мокрым, тающим на лету снегом, то замирала в неподвижности, не зная, что делать ей с внезапно завоёванным, огромным, как государство, городом, засыпать ли снегом, заморозить, умыть дождём, наводнить туманом?
Сейчас воздух был прозрачным, лишь лёгкая дымка вилась вдали около памятника Петру Первому.
– Мыш, это прекрасно! Почему мы до сих пор не были на этом окне?
– Может, потому, что ленивы и нелюбопытны? Или потому, что это метров шесть от пола. Отсюда даже Дионис кажется человеком среднего роста.
Ветка в задумчивости провела пальцем по стеклу.
– Знаешь, мне кажется, я знаю, где мы будем встречать Новый год.
– Ты с ума сошла! Здесь?
– Да! – закричала Ветка, в восторге забарабанила ногами по подоконнику, словно цирковой заяц.
– С ума сошла.
– Ты боишься упасть, бедный Мышик? – наклонилась к нему Ветка.
…
Вечером 30 декабря они сыграли последний спектакль этого года. Альберт поздравил их с наступающим праздником.
– Завтра без меня, не обессудьте. Мама болеет, буду с ней.
Он достал фляжку.
– Ну, ваше здоровье, моя дорогая труппа!
Сделал глоток, глубоко вдохнул, прислушиваясь к вкусу коньяка. Отёр платком своё красное одутловатое лицо, пожал актёрам руки и отправился домой.
Не сказать чтобы Мыш и Ветка сильно расстроились. Они уже давно поняли, что кроме друг друга им больше никто не нужен. Альберт был добр, начитан, прямо-таки ходячая театральная энциклопедия, но по-настоящему они не могли обходиться только друг без друга. Ну и Засценья, конечно.
Тридцать первого числа, в районе половины двенадцатого ночи, сразу после того, как пробили часы, они вскарабкались на подоконник «высокого» окна. Притащили с собой сумки с едой и питьём, кое-как разложили вокруг себя их содержимое.
Дети ели всё вперемежку и без разбора: сыр, ветчину, шоколадные батончики, оливки, крабовые палочки, рахат-лукум, арахис в сахаре… Как, собственно, и надо есть, с точки зрения ребёнка.
Шутили, хлопали друг друга по коленкам, пихались, то и дело хватали друг друга за руки и не спешили выпускать.
В полночь внизу, в полумраке, часы встрепенулись и начали отбивать положенные звонкие удары.
Мыш достал бутылку шампанского, долго ковырялся, не имея опыта в обращении с пробками, прошляпил двенадцатый удар, а когда часы наконец угомонились и последние скрипы и вздохи затихли внутри механизма, он совладал-таки с жёсткой проволокой. Пробку вышибло, струя пены окатила окно, Ветку, Мыша, Диониса…
Блики от гирлянды завибрировали, заиграли в каплях новыми красками.
Мыш с ужасом понял, что они не принесли с собой бокалов, поэтому просто сунул бутылку Ветке и закричал:
– С Новым годом!
Девочка сделала несколько глотков, вернула шампанское мальчику:
– С Новым годом, Мыш!
Сладкое игристое вино окатило нёбо Мыша, он глотнул, глядя в глаза Ветке.
– Ничего так вино, – сказал Мыш. – Я уже тысячу раз вино пил. И пиво тоже.
Ветка молчала, рассматривая мальчика.
– Много раз… – отвёл глаза Мыш. – Сто, наверное.
Потом помолчал и признался:
– Первый раз, если честно. Мне предлагали, но я всегда отказывался.
– Кто предлагал? Не отец же?
– Нет, другие люди. Я тебе потом когда-нибудь расскажу.
А Москва меж тем буйствовала фейерверками, вздрагивала взрывами петард, вспыхивала огнями. Крыши заливали разноцветные отблески, стёкла вибрировали от воздушных ударов.
– Такое ощущение, ещё немного, и весь мир разлетится, – сказала Ветка.
– И пусть, – хмелея, радостно ответил Мыш.
Круглый свод оконного проёма нависал над ними, создавая ощущение, что они находятся в храме, но только очень маленьком, храме для двоих.
– Мыш, пообещай, что ты всегда будешь рядом со мной, – сказала Ветка.
– Всегда, – не задумываясь, ответил мальчик.
– Спасибо тебе.
Над городом метались отзвуки взрывов и вспышки салюта.
Конец Деда Мороза
– Не люблю Новый год, – призналась Ветка, когда утром первого января они гуляли по набережной Москвы-реки.
Едва ли в календаре есть утро более странное и необычное. Улицы городов России в это время безлюдны, будто большинство жителей внезапно исчезли. Магазины закрыты, дороги пусты. Изредка донесётся откуда-нибудь лай собаки, которую хозяин вывел на прогулку, проедет одинокая машина, и снова тишина.
– Как можно не любить Новый год? – удивился Мыш.