– Гном, а где ты научился так ловко палкой орудовать? Я смотрела и восхищалась.
– Я был мастером спорта по фехтованию в прошлой жизни.
– В какой прошлой?… А, ну да… – она оборвала вопрос, вспомнив о выхваченном из костра письме.
– Кажется, ушли, – произнёс Гном, выждав, пока затихнут голоса чужих. – Я пойду разведаю и, если всё спокойно, вернусь за вами.
Гном двинулся вперёд. Дети, проигнорировав его приказ, отправились следом.
На сцене их встретил Альберт. Лоб его украшала приличная ссадина, скула заметно припухла, так что говорил он с трудом.
– Всё нормально, – заверил их режиссёр. – Они ушли. Я проверил, в здании никого не осталось.
– Что, досталось тебе? – со скрытой заботой в голосе спросил Гном.
– Чепуха. Так, приложили пару раз. Считай, легко отделался.
– Как-то подозрительно быстро они ретировались, – заметил Гном. – Я, честно говоря, вообще не понимаю, зачем они явились.
– Я, кажется, понимаю, – сказал Альберт. – Им не нужен был весь театр, они хотели попасть на сцену. Помните, – повернулся он к детям, – того назойливого человека, который хотел участвовать в наших спектаклях? По телефону мне названивал. Я вам тогда ещё дал его послушать по громкой связи…
– Да, в чёрном пальто и шляпе с серебряным ободком, – подтвердила Ветка.
– С эспаньолкой, – добавил Мыш.
– Откуда вы знаете, как он выглядит?
– Мы в окно смотрели, когда ты с ним возле входа в театр разговаривал.
– Понятно, – кивнул Альберт. – Так вот, он был там, среди нападавших. Только держался в тени и в свару не лез. Я за ними подглядывал, завернувшись в занавес. Они возле стены походили, убедились, что в ней ни ходов, ни дверей нет, а потом этот, с эспаньолкой, скомандовал им отбой, и они ушли. Как будто выяснили всё, что хотели.
– А если не всё? Если вернутся? – спросила Ветка.
– Попробуем не допустить такого развития событий.
Альберт отошёл к небольшому столику за кулисами, выдвинул ящичек, достал свой мобильник. Включил, пролистал список последних звонков, благо, тот не был длинным. Поставил на громкую связь и нажал кнопку вызова.
– Алло, это Альберт Аркадьевич Тыжных.
– Здравствуйте, – произнёс знакомый голос.
– Виделись уже. Я собираюсь писать на вас и ваших отморозков заявление в полицию.
– В чём обвиняете?
– В нападении на театр. Я видел вас сегодня и узнал.
– Не думаю, что в этом есть смысл.
– В чём? В том, чтобы упечь вас в тюрьму? Отчего же? Мне очень нравится такая перспектива.
– Не стоит даже пытаться. Во-первых, даже если вы и сможете что-то доказать, а это будет непросто, уверяю вас, нам грозит максимум штраф. А во-вторых, я обещаю, что ни я, ни кто-либо из тех, что были со мной, у вас больше не появятся.
– Клянётесь? – несколько удивлённо спросил Альберт.
– Клянусь, клянусь, – в голосе говорящего послышалась усмешка.
– Иначе смотрите! Я этого так не оставлю… – прорычал в трубку режиссёр.
– Теперь вами займутся совсем другие… – оборвал его человек с эспаньолкой.
Из трубки послышались короткие гудки.
– Ну что, победа? А? – мрачно спросил Альберт, убирая трубку.
– Победа, как же… – проворчал Гном. – Ладно, поживём – увидим. Я к себе. Не скучайте тут.
Он открыл дверцу в дубе, подтянулся на руках и перебросил ноги внутрь.
Незваные гости – 3
В каждом театре есть занавес. Это знают все. Не все знают, что в каждом занавесе есть дырочки, сквозь которые актёры, да и режиссёры тоже, до начала спектакля смотрят на собравшуюся публику. Кого-то интересует, много ли пришло зрителей, а кто-то ещё до начала действа начинает таким образом устанавливать контакт с публикой.
Ветка любила стоять возле дырочки в занавесе и смотреть на входящих в зал. Время от времени она отрывалась от подглядывания и принималась изображать кого-нибудь из них. То показывала вальяжно идущую меж рядов гранд-даму, то пенсионерку, робко и суетливо оглядывающуюся в поисках своего ряда и каждую секунду сверяющуюся с билетом. Изображала девочек, смущённо и косолапо протискивающихся к своему месту, задевая локтями и коленками других зрителей. Представляла угловатых подростков, стесняющихся своих прыщей и при этом старающихся выглядеть взрослыми и уверенными в себе. Или старушек-театралок, ей вообще очень удавались старушки, приходящие в театр как в храм и постоянно готовые отчитать всех и всякого за отсутствие должного пиетета.
Ветка была очень пластичной, легко входила в образ, легко покидала. Мыш сидел на полу посреди сцены и наблюдал за её этюдами, то смеясь и зажимая рот ладонями, чтобы не расхохотаться, то морща нос и сообщая тем самым, что импровизация не вполне удалась. В случае последней реакции Ветка удваивала старания, и следующий образ получался не в пример лучше.
Ветка старалась, ах как она старалась для этого единственного зрителя. Едва ли не больше, чем потом для полного зала.
И вот однажды, когда Мыш сидел, опершись спиной о дуб, из которого через некоторое время должен был появиться Гном, а Ветка устраивала для мальчика своё шоу, произошло нечто странное.