БЕРГЕНС. Да я ему трижды заплачу! Понравилось в гробу – пусть приходит и хоть два года лежит в нем. Оплата будет исправно…
АНТУАН. Вот так и напишите. А деньги за прежнее приложите к письму.
БЕРГЕНС. Я сейчас… мигом.
АНТУАН. Так Бруно не согласится, пока не увидит.
БЕРГЕНС. Чтоб письма не видел. А на деньги пусть смотрит, сколько угодно. Может даже в рамочку повесить.
БЕРГЕНС
КАТРИН
БЕРГЕНС. Это письмо тебе!
КАТРИН. Тогда покажи его мне.
БЕРГЕНС
КАТРИН. Молодец! Имени, кому адресовано, не указываешь.
БЕРГЕНС. Да это на случай, если Элиза перехватит.
КАТРИН. Ах! Тут еще одну даму надо учитывать.
БЕРГЕНС. Ну зачем же ее обижать без надобности?!
КАТРИН. Антуан, учись ловкости у хозяина – хочет ублажить сразу трех женщин. Мы тут у вас бидончик оставили.
БЕРГЕНС. Забирай… забирай бидончик, и положи туда мое разбитое сердце.
КАТРИН. Вам с таким словами в театре играть… фальшивых любовников!
БЕРГЕНС. Ты видел?! Что она со мной делает! Несчастная молочника!.. Гадкая изменщица!.. Славная моя Катрин.
ЭЛИЗА. Что я слышу?
АНТУАН. Так свою жену называет Бруно. Он сердца в ней не чает.
ЭЛИЗА. Кто?
АНТУАН. Молочник Бруно.
ЭЛИЗА. А она?
АНТУАН. А она… она его постоянно пилит. Донимает и ставит в пример Теодора Эмильевича.
ЭЛИЗА. И чем же он лучше?
БЕРГЕНС. А что, не лучше?
АНТУАН. Тем, что сколотил капитал, не хромает и… даже с выгодой для себя побывал на том свете.
БЕРГЕНС. Хороша выгода.
АНТУАН. А кто собирался написать книгу?
БЕРГЕНС. О-о-о! Я все напишу!
АНТУАН. Да за такой книгой все будут гоняться. Мы туда только собираемся, а Теодор Эмильевич уже побывал. Первопроходец, Колумб, капитан Кук.
БЕРГЕНС. Прекрати. Они бывали в разных краях, и встречали их… гастрономически их по-разному.
АНТУАН. А я и не утверждаю, что все нас встретят одинаково. Но если вести безгрешную жизнь, как это делает Теодор Эмильевич, то прием будет радушным и доброжелательным.
ЭЛИЗА. Лучше бы на этом свете к нам относились более ласково. Кстати, там молочник пришел, хочет поговорить.
БЕРГЕНС. Какой молочник?
ЭЛИЗА. Бруно, который свою жену, в отличие от тебя, называет славная моя Катрин.
АНТУАН. Так и есть. Я сам это слышал.
ЭЛИЗА
БЕРГЕНС. Вот и пригласи его, пусть поучит.
БЕРГЕНС
БРУНО. Нам это не надо. Мы не за тем пришли. Я деньги принес.
БЕРГЕНС. Какие деньги?
БРУНО. За тюрьму. Чужого нам не требуется. Я ходил туда, но меня не приняли. Говорят, что я не Бергенс, и что вам теперь сидеть не обязательно. Вы теперь никому не должны…
БЕРГЕНС. Совершенно верно.
БРУНО. Никому… кроме меня.
БЕРГЕНС. Господи! Какие мелочи! На, держи.
БРУНО. Еще бы. Эдвард такого наговорил.
БЕРГЕНС. Это все он! Он с тобой не хотел рассчитываться, пока я был… на том свете.
АНТУАН
БЕРГЕНС. А теперь здесь командую я. Так что ты не обижайся. а если что… утомился там… или колено разболелось… всегда можешь прийти к нам, отдохнуть… полежать.
БРУНО
БЕРГЕНС. Да хоть в какой! Что у нас комнат мало? Хоть в моей спальне.
БРУНО. А что скажет хозяйка?
БЕРГЕНС. Чья?
БРУНО. Ваша… Элиза.
БЕРГЕНС. Да она сделает все, что я велю. И ты со своей построже. Скомандуй, чтобы меня не прогоняла, как постороннего. Тебя ведь из нашего дома не гнали?
БРУНО. Нет, не гнали. И кормили хорошо.
БЕРГЕНС. А я у вас в сарайчике спал, чтобы люди ничего такого не подумали.
БРУНО. Катрин рассказывала.
БЕРГЕНС. Что рассказывала?
БРУНО. Что вы в сарайчике спали.
БЕРГЕНС. Вот видишь, как несправедливо…
АНТУАН. А ты у нас был нарядный. Все к тебе с уважением… шапки снимали…
БЕРГЕНС. А я в лохмотьях ютился бог знает где.
ЭЛИЗА. Это когда ты ютился в лохмотьях?
АНТУАН. Поначалу… на том свете. А потом, когда разобрались, увидели, что это Теодор Эмильевич…
БЕРГЕНС. …Тогда меня, конечно, приодели. Ну да ладно. Я все это потом опишу. Антуан, пока еще не все из памяти выскочило, пойдем, я немного подиктую.