Театральные комедии. Том 1

ЖАННА. Пустое место не ставят. Лучше подскажите, где разместить Патрика?

СЕБАСТЬЯН (указывая на Боринсона). Пусть этим занимается мой камердинер. За что я ему жалованье плачу? Посмотри на его брюки. Их жевал пьяный бегемот. Поселите Патрика в розовой комнате.

ЖАННА (Себастьяну с преувеличенным почтением). Многоуважаемый хозяин, а вас куда определить?

СЕБАСТЬЯН. Что за странный вопрос. Я, как и полагается, буду отдыхать в хозяйских покоях.

БОРИНСОН. Погоди…

СЕБАСТЬЯН. И годить нечего! Знай свое место! И чтобы в моей спальне был идеальный порядок!

ЖАННА (Боринсону, с издевкой). Вот так-то!

СЕБАСТЬЯН. Взялся служить, так и мне дай пожить. Все! Нечего языками чесать. Занимаемся делом. (Выпроваживает Боринсона и Жанну из комнаты и кричит вдогонку.) Себастьян, принеси бутылочку бренди! (В сторону.) О-хо-хо! И зачем я согласился на эту каторгу?

(Входит ПАТРИК с газетой в руках.)

ПАТРИК. Дядюшка. Я хотел бы поговорить с вами.

СЕБАСТЬЯН. Чего ж не поговорить. Присаживайся. (Указывает на кресло.)

ПАТРИК (садится). Я тут в газете прочел тревожное сообщение.

СЕБАСТЬЯН. Неужели опять дожди? Мои колени не выдержат. Или ветер?

ПАТРИК. Настоящий ураган, притом – на фондовой бирже.

СЕБАСТЬЯН. А-а-а! Опять о моей нефтяной компании пишут. Я знаю об этом. Ничего страшного – пустые разговоры.

ПАТРИК. Да если бы только нефтяная компания. Пишут, что вы потеряли все свое состояние. Вот тут совершенно четко сказано…

СЕБАСТЬЯН. Глупости все это! Не верь газетным писакам.

ПАТРИК. Дядюшка, как не верить?! В моих руках биржевые ведомости. Тут все котировки. Вы разорились! Разорились вчистую. Сначала потеряли нефтяную компанию, а теперь – все остальное.

СЕБАСТЬЯН. Не может быть!

ПАТРИК. И, тем не менее, это так.

(Входит БОРИНСОН с бутылкой бренди на подносе.)

БОРИНСОН. Сэр, ваше лекарство.

СЕБАСТЬЯН. Поставь на стол и сегодня можешь быть свободен.

БОРИНСОН. Я хотел навести порядок…

СЕБАСТЬЯН. Завтра, завтра дорогой. Ступай отдохни.

БОРИНСОН. Но вы же сами…

СЕБАСТЬЯН. Что за привычка всегда перечить. Отдыхать! И не вздумай ослушаться! Сегодня у тебя ветхозаветная суббота. И вообще, следующую неделю работаешь по шестидневке – шесть дней отдыхаешь, один работаешь.

БОРИНСОН. Я не ослышался?

СЕБАСТЬЯН. Будешь возражать, вообще на месяц запрещу к чему-либо прикасаться. Иди, иди, погуляй в городе, сходи в кино.

БОРИНСОН. Не смею возражать. Шесть дней уж как-нибудь выдержу без работы. (Уходит.)

СЕБАСТЬЯН. Я не хотел, чтобы он узнал о моем разорении. Это может подкосить его психику.

ПАТРИК. А вашу? А вас?

СЕБАСТЬЯН. Меня это известие из колеи не выбьет. Только придаст аппетиту. (Подходит к столу, наливает две рюмки.) А вот Себастьяну о моем разорении знать не положено.

ПАТРИК. Дядюшка, я потрясен вашей выдержкой.

СЕБАСТЬЯН. Пустяки! Я вообще не понимаю, как люди из-за денег сигают в окна. Так что Себастьяну ни-ни!

ПАТРИК. Я просто сражен вашей заботой о людях.

СЕБАСТЬЯН. А как же иначе. Себастьян уже тридцать два года воспринимает мои проблемы, как свои. А по душевному складу он человек очень и очень ранимый. Это известие может окончательно погубить его. Да и не только его, а и других домашних. Так что – молчим. Ни-ко-му!

ПАТРИК. И?…

СЕБАСТЬЯН. Ни в коем случае.

ПАТРИК. А Жанне?

СЕБАСТЬЯН. Да она еще ранимей Себастьяна. Не хватало нам женских истерик.

ПАТРИК. А как же Юлий?

СЕБАСТЬЯН. И Юлий пусть ничего не знает. Будем к нему милосердны. В курсе только мы.

ПАТРИК. Дядюшка, вы настоящий святой. Но все равно, как вы намерены жить дальше?

СЕБАСТЬЯН. Господь святых без присмотра не оставляет. Так что эту газетенку спрячь и никому не показывай.

ПАТРИК. Но завтра почтальон принесет другую, а там на первой странице огромными буквами – «Боринсон разорен!»

СЕБАСТЬЯН. Да что для всевышнего сломать ногу какому-то почтальону?! А не сломает, так ты будешь перехватывать почту. А еще лучше, в местной типографии отпечатаем специальный номер, где сообщим, что Боринсону возвращены все его нефтяные промыслы. Пусть радуется.

ПАТРИК. Вы о Себастьяне?

СЕБАСТЬЯН. А то о ком же! Ты видел, на нем последнее время лица нет. Чего доброго, худые вести вообще сведут в могилу!

ПАТРИК. Дядюшка, у меня нет слов!

СЕБАСТЬЯН. И не надо. Оставим эти нежности. Пойдем лучше вздремнем после обеда. Ничто так не продлевает жизнь, как время потраченное на сон.

ПАТРИК. Нет, дядюшка, я уснуть не смогу. Как можно спать после таких известий?

СЕБАСТЬЯН. Ты о потере наследства?

ПАТРИК. Нет, я человек не бедный – мне и своих денег хватит. Я буду о вас думать. Мало того, что разорились, теперь вот перед нами, родственниками, неудобно. Как теперь Юлию объяснить, что он ничего не получит?

СЕБАСТЬЯН. Действительно… выходит некрасиво. Еще обидится, неправильно истолкует. Надо его как-то деликатно подготовить.