ПАТРИК. Нет, к его секретарю. Я только увидел вас, и стразу понял, вы – необыкновенная девушка. И я все готов сделать не только для этого дома, но и для того, чтобы добиться вашего расположения. Представляю, как Адриан Стефанович обрадуется, когда узнает о моей привязанности к вам.
ЖАННА
ПАТРИК. И мы вместе восстановим его бизнес. Вы отлично знаете все детали его бизнеса.
ЖАННА. Это моя работа.
ПАТРИК. Можете быть откровенны. Я знаю, что никакого наследства давно уже нет. Единственная ценность в доме – это вы. Ну, и конечно, камердинер – его здесь просто боготворят. Но мы вдвоем можем помочь Адриану Стефановичу.
ЖАННА. Вдвоем – я всегда согласна!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЮЛИЙ. В таком состоянии он не может помешать нам быть вместе.
ЭМИЛИЯ. Ты заставляешь меня краснеть.
ЮЛИЙ. И от этого вы становитесь только краше.
ЭМИЛИЯ. Прекрати, у меня кружится голова.
ЮЛИЙ. Ерунда. Вы – его супруга, стало быть, будете его попечителем и наследницей. Все в ваших руках. Когда я влюбился в вас, то и не предполагал, что все так хорошо обернется.
ЭМИЛИЯ. Ах, если бы не этот камердинер! Мне кажется, он меня ревнует к вам.
ЮЛИЙ. На этот счет будьте спокойны – я его подкупил. Это такой прохиндей, что за хорошие деньги и маму родную продаст. А уж вас – и подавно.
ЭМИЛИЯ. Что ты говоришь!
ЮЛИЙ. Вы его еще не знаете!
ЭМИЛИЯ. Но я много лет была его…
ЮЛИЙ. Да будь вы хоть его женой, все равно не смогли бы узнать этого пройдоху. Кстати, жены хуже всех знают своих мужей. А вам и подавно это неведомо. Подлец и прохвост! Он только и мечтает, чтобы разорить этот дом. В то время как я хочу его сохранить и укрепить… со всех сторон. Вам понравились мои стихи?
ЭМИЛИЯ. Они восхитительны. Я даже намерена показать их кому-нибудь из домашних, например, Себастьяну или Жанне.
ЮЛИЙ. Ни в коем разе!
ЭМИЛИЯ. Но я не собираюсь говорить, кто их автор, и что они адресованы мне. Скажу, что встретила в одном из журналов…
ЮЛИЙ
ЭМИЛИЯ. Но если ты настаиваешь… дорогой…
ЮЛИЙ. Поэзия живет в сердцах! Ей нечего делать на стадионах!
ЮЛИЙ. Чего тебе? Слоняешься без дела. Приготовь обед на две персоны и принеси в мою комнату. А я пойду в погреб, возьму бутылочку винца.
БОРИНСОН. Этот бандит совсем обнаглел.
ЭМИЛИЯ. Ничего он не бандит, а очень интеллигентный человек. Только что по памяти читал стихи.
БОРИНСОН. Стихи? Какие стихи?
ЭМИЛИЯ. Хорошие.
Пусть все в моем доме меня заругают,
На бирже пускай заклюет воронье,
Я буду любить вас, моя дорогая,
До гроба, до смерти, и после нее!
БОРИНСОН
ЭМИЛИЯ. Юлий так и говорил, что ты не разбираешься в поэзии. Они гениальны. Ах, если бы ты мог написать такие стихи! Вот скажи, можешь?
БОРИНСОН. Что ты… Никогда…
ЭМИЛИЯ. Конечно. В тебе нет возвышенного, нет способностей. Я прочту их Жанне. Надеюсь, уж она их оценит.
БОРИНСОН. Не вздумай! А вдруг и она не поймет?
ЭМИЛИЯ. Ну и что?
БОРИНСОН. И тебя ожидает еще одно разочарование.
ЭМИЛИЯ. Нет, я уверена – она оценит. Я уверена в Жанне больше, чем в себе. Она никогда не подводила нас. Это лучший секретарь из всех, что были у нас. Согласись, она ведь лучшая? Ты ведь… дорогой, считаешь ее самой необыкновенной?! Не так ли?
БОРИНСОН
ЭМИЛИЯ. А мне показалось, что она смотрит на тебя слишком пристально, прямо впивается взглядом.
БОРИНСОН
ЭМИЛИЯ. Я уверена.
БОРИНСОН. Пусть смотрит. Девичьему сердцу не прикажешь. Главное… я совершенно равнодушен к ней.
ЮЛИЙ. Равнодушие – бич нашего общества. Я еще понимаю пресыщенную знать. Но даже рядовые люди живут так, будто несчастье близких их не трогает.
ЭМИЛИЯ. Вы о болезни моего супруга?
ЮЛИЙ. Нет, о Себастьяне. Еще когда попросил его приготовить обед, а он до сих пор околачивается тут.
ЭМИЛИЯ. Он увлек меня беседой о поэзии.
БОРИНСОН. Чур на меня… Сохрани господь! Не знаю я никакой поэзии.
ЮЛИЙ
ЖАННА. Но Патрик вылечит Адриана Стефановича.
ЮЛИЙ. Не говорите мне о Патрике. Я пробил его фамилию в интернете. В списке врачебной гильдии его нет.