-- Что значит "просто жил"? Знаете, у хорошего человека в любом случае душа будет. Только человеку просто так жить нельзя, для себя жить вредно и губительно. Говорю же, какое сознание, такая и душа, оно формирует душу. Даже когда душа рождается и начинает жить отдельно от тела, сознание всё равно на неё влияет. Если человек хорошие и добрые поступки совершает, душа сильнее становится, а если что плохое -- душа слабеет, чахнет и отдаляется от человека. Иногда душа такая сильная становится, что уже сама больше влияет на сознание и на жизнь человека. Сильная душа и защитит человека, и на верную дорожку направит. Но какая бы сильная душа ни была, она не может влиять на других людей, на их судьбы. Потому что самое страшное в жизни -- это порабощать чужие сознания. -- Власов помолчал с минуту, потом сказал: -- Да, всё начинается с сознания, от него многое зависит. Мне кажется, даже у животных душа может появиться, если они по-особенному мыслить начинают, а главное -- любить.
Власов замолчал, задумчиво глядя перед собой. А я не удержался и спросил:
-- Странно, вы правда не жалеете, что исчезнете навсегда? Что вас уже не будет?
-- Сейчас я просто... спокоен... Да... мы ведь теперь с вами точно знаем, что Бог существует... -- сказал он и виновато улыбнулся. -- Понимаете, вера в Бога -- это не то, что мы ищем какое-то бессмертие для себя или вдруг на нас сходит озарение: да, Бог есть. Подчас такое открытие пользы для души не несёт. Вера в Бога -- это когда человек определяет сам для себя -- сам! -- нужен ли этот мир и вся жизнь вокруг без Бога или нет. Мне лично не нужен: смысла нет и вера в справедливость ничего не значит. Человек один всех защитить не может и всё хорошее ему сохранить не по силам. А когда веришь, что Бог есть, согласитесь, как-то спокойней... Не за себя, нет, за всё живое, за всё сущее. Всё просто. Видели когда-нибудь, как животные смотрят с надеждой? Я уж не говорю о людях. А что стоит эта надежда, если Бога нет? Ничего! Вера не имеет ничего общего с религиозным фанатизмом. Вера -- это благодарность за всё, что нас окружает. Благодарность за то, что жизнь во Вселенной -- вечна и наполнена смыслом. Когда осознаёшь это, уже не важно, будешь ли ты жить после смерти или нет. К сожалению, я это понял только здесь.
Я в замешательстве молчал.
-- Да, Иван Михайлович, а неблагодарность как раз большое свинство, её сплошь и рядом увидеть можно. Люди прямо-таки пропитаны ею, и всё за свою шкурку трясутся, или гадят, или спасаются... И я при жизни был таким же неблагодарным человеком и думал только о себе.
Мы некоторое время разговаривали, а перед тем как исчезнуть Власов предложил:
-- Знаете, вам обязательно нужно встретиться... с помешанным. Думаю, вы не пожалеете. Он во всём разбирается лучше меня, книжки даст почитать...
-- С помешанным? Может, не надо?
-- Не беспокойтесь, он разумнее нас с вами.
-- Как же я его увижу?
-- Нет ничего проще: он сам придёт.
Мы попрощались, и Власов растворился в воздухе. Исчез вместе со своей кроватью, с декорациями и со всеми зрителями.
Я ещё долго думал об этой удивительной встрече. Мне почему-то в голову втемяшилась фраза моего гостя, что если человек не может заслужить душу своей жизнью, то ему придётся добиваться её через страдания и болезни. Такая вот вынужденная мера. И я размышлял: можно ли назвать страданиями то, что со мной произошло? Взвешивал все за и против, смотрел и так, и сяк и в конце концов пришёл к выводу, что, увы, -- нет.
От всех этих тяжких дум я утомился и уснул. И приснилось мне, будто Бересклет и Лиза Скосырева оперируют меня в Детском театре, дети им ассистируют. Они что-то там напутали и вместо моей головы пришили голову забавного ослика. И вот я опять на балу и снова танцую с принцессой Ксенией. Она такая красивая и необыкновенная, и я пучу на неё свои ослиные глаза, скалю крупные вкривь и вкось посаженые зубы и хлопаю большими ушами. А потом Татьяна Ларина привела ко мне Пиковую даму, и та гадала мне на картах... И выпал мне казённый дом. Татьяна посмотрела на меня внимательно и сказала, что, скорее всего, это зоопарк...
Явление
14Проснулся -- и глазам своим не поверил. Весь мой театр превратился в большую библиотеку. На сцене стояли стеллажи с книгами, а зрительный зал превратился -- в читальный. Прошёл вдоль стеллажей по узенькому проходу и с удивлением увидел, что стеллажи не заканчиваются арьерсценой, а уходят вглубь так далеко, что и глаз не хватит. И книги самые настоящие, не бутафорские, но какие-то чересчур красочные и новые, как будто к ним никто не прикасался.
Я вспомнил Власова, который обречённо пролежал в постели пять лет, и подумал: "А мне, наверное, суждено всё это прочесть. Одной жизни, конечно, не хватит... Ну, у меня теперь времени много. В миллион лет, может, уложусь..."