Театральные подмостки (СИ)

Сначала я думал, что Лера, оттачивая фигуру, старается для меня, а заодно по фен-шую заботится о нашем здоровье, но всё, как ни крути, выходило пошло, примитивно и банально. Иногда у меня возникало чувство, что она просто спятила. Хотя в её бредовых монологах всегда присутствовала логика, к которой не подкопаешься. Более того, чаще она считала сумасшедшими меня и всех окружающих, которые не понимают элементарных вещей и не видят очевидной опасности.

В конце концов я смирился и махнул рукой. И всё же с тревогой наблюдал, как Лера злеет и злеет в геометрической прогрессии. Она и без того совсем перестала улыбаться, а добрые и трогательные вещи её просто раздражали. Я даже стал подумывать, как бы мне потихости сойти со скачущей в пропасть телеги, под названием наша семья. И уж, конечно, тысячу раз проклял тот день, когда решил на ней жениться.

Забавно, как ни крути, моя душа не без чувства юмора. В своей придуманной жизни она с большой иронией, -- я бы даже сказал, с каким-то зловещим сарказмом, -- показала, как я из-за Леры три года сопли размазывал и чуть в петлю не залез. Я там так сильно убивался по своей строгой красавице, по этой длинноногой костлявой брюнетке, что даже роптал на Бога, обвиняя Его в несправедливом устройстве мира, в коварном разрушении большой и светлой любви и т.д. Эх, знал бы мой виртуальный Иван, что его большая и светлая любовь на самом деле банальная и пошлая профанация. И ему очень повезло, в отличие от меня, что его любовь оказалась безответной.

Да, жизнь не так проста, как прикидывается, и дурит нашего брата человека без всякого зазрения совести. Мы думаем, что нас накрыла с потрохами настоящая любовь, а это всего лишь отвлекающий манёвр судьбы или прививка от будущей фальши... Ведь так и есть: невозможно человеку запретить любить, но его можно отвлечь, подсунуть примерно то же самое, что потом оказывается совсем чужим. Так делают охотники, расставляя на воде и в камышах чучела уток, тем самым приманивая наивных селезней. Вот и Лера в моей жизни была, получается, всего-навсего пластмассовая подсадная утка, на которую я по недомыслию спланировал.

Как всё-таки легко человеку вляпаться! И как же трудно избежать фальшивой любви, которая со временем или превращается в жалкий фрагмент в лихо закрученном сюжете, любо становится роковой для человеческой жизни.

К счастью, дальнейшая жизнь моего такого родного, простодушного и романтичного Ивана сложилась благополучно. Он встретил Ксению, свою настоящую любовь, и они поженились. Судьба оказалась к нему благосклонна... Быть может, и потому, что он вёл себя искренне, совершал поступки далёкие от прагматизма и уж тем более не очерствел и не стал мстить другим женщинам за свою поруганную любовь, как это, бывает, делают другие.

Удивительно, но такое проникновение в другую судьбу, пусть и придуманную, отразилось и на моём облике. Я почувствовал, что стал более худым и жилистым, а лицо моё огрубело, задубело и покрылось обветренной шелухой. Видимо, на мне отпечаталось то время, когда мой Иван страдал и бегал за Лерой. Тогда он был ещё совсем молод, делал первые шаги в актёрской карьере, сильно нуждался в деньгах и подрабатывал на стройке. А эта работа, как известно, нелёгкая. Не в тёплом и уютном кабинете, а в жару и в мороз, под проливным дождём и на пронизывающем ветру. Впрочем, странные изменения внешности нисколько меня не обескуражили. Я даже с улыбкой подумал, что придётся потихоньку привыкать, подстраиваться к новым реалиям. Ведь я сейчас не материальное тело, а сознание, облачённое в таинственную плоть, с которой могут происходить всевозможные удивительные вещи.

-- Иван Бешанин, Михайлов сын! -- крикнул Чичиков.

Я оцепенело молчал, погружённый в свои думы.

-- Иван Михайлович Бешанин здесь? -- повторил он уже мягче, шаря глазами по зрительному залу.

Я очнулся и машинально ответил:

-- Да здесь я, здесь!

-- Стало быть, вернулись, Иван Михайлович? -- просиял Чичиков. -- Вот и чудненько! Пожалуйте-с на подмостки! Как же-с, ждём-с, ждём-с...

Из-за огромной свиньи я не мог разглядеть всех, кто сидел за столом. И когда я поднялся на сцену, немало удивился. Рядом с Собакевичем мило чирикала наша красавица помреж Лиза Скосырёва. Она задорно смеялась и игриво жалась к несчастному помещику, на которого жалко было смотреть -- он сидел, насупившись, красный как рак. Ибо Лиза разошлась не на шутку -- шаловливо гладила и дёргала бакенбарды Собакевича, поправляла жидкий чубчик на его лоснящейся лысине и отпускала изящные недвусмысленности. Впрочем, я не очень-то и удивился, зная её весёлый характер.