Театральные подмостки (СИ)

Лиза всегда что-то несуразное вытворяет со своей причёской. То букли накрутит в какие-то невероятные конструкции, то отчихвостит что-то вроде ирокеза. Однажды полголовы выбрила, а потом и вовсе лысая с месяц ходила. В этот раз она свои русые волосы сплела в тонкие косички, которые висели на висках, перед ушами и на лбу. Три косички окрашены в рыжий цвет -- этакий трезубец на лбу, -- а одна косичка на левом виске -- в чёрный. А ещё Лиза постоянно красит губы, на дню по много раз, причём в самые немыслимые и яркие цвета. Я думаю, если какой-то скульптор в будущем надумает вдруг поставить Елизавете Скосыревой памятник, он обязательно должен вложить ей в одну руку шоколадку, а в другую -- губную помаду. Ну и, конечно, Лиза сейчас не обошлась без татуировок и пирсинга. Правда, тату она всегда делает временные, обычные наклейки. Одна надоела -- другую приляпает. Однажды мне призналась, почему настоящие татуировки не признаёт. Не серьёзно, говорит, проходящее. Я подивился её мудрости, и она мне ещё больше открылась: мол, позовут её в Кремль, как режиссёра, вручать Орден "За заслуги перед отечеством", и как она, разукрашенная, туда заявится? И в одежде Лиза не изменила себе -- откровенное блестящее серебристое платье, которое мало что прикрывало. И от всего этого соседство её с Гоголевским помещиком выглядело вполне гармонично...

В нашем театре Лиза помощником режиссёра числится, помреж, стало быть. Но с недавних пор, несмотря на свой незрелый возраст, ей нет и двадцати пяти, сама взялась до самозабвения за молодёжные комедии, сериалы и всякую развлекательную дребедень, где закадровые зрители ухахатываются, а зрителям перед экраном плакать хочется. Хотя, что греха таить, кое-что у Лизы и правда смешно получилось, и даже талантливо.

Её появление меня немного озадачило, хотя и обрадовало, а вот нашего худрука Вячеслава Вячеславовича Бересклета я уж никак не желал увидеть. Мы с ним никогда хорошо не жили, к тому же ещё не выветрился из головы его странный тост на моей театральной свадьбе. И опять он с уродливой бородавкой на носу, и снова в той петушиной одежде, вот только шапочка другая. С пером.

Увидев меня, Бересклет тотчас же вскочил со своего места и, широко распростерши крылья, полетел навстречу. И я отметил про себя, что, несмотря на вычурный и потешный вид, характер Бересклета в тустороннем мире, видимо, неизменен. Всё тот же суетливый и лицемерный, коварный и льстивый.

-- Ванечка! Родненький! Наконец-то я тебя дождался! -- захлебывался Бересклет от лукавых и неискренних слов. -- Вот радость-то! Вот радость!

Я мучительно претерпел его объятия и поцелуи, не в силах вымолвить ни слова. И даже опаской поглядывал, удивляясь, как блеют его овечьи глаза.

-- Ну, как ты здесь? Рассказывай! Ну, пойдём, пойдём к столу. Как же я рад тебя видеть, хороший мой!

Лиза по-дружески кинулась мне на шею, клюнула в щёку и залепетала всякий вздор. Мне стало как-то неловко, и я с опаской посмотрел на Леру. Но та даже не двинулась со своего места. Она равнодушно и сухо кивнула и опять, вгрызаясь клыками в баранью ногу, ушла в глубокую задумчивость. Я совершенно растерялся, не зная, как себя вести.

Собакевич чуть наклонил голову и жестом радушного хозяина пригласил к столу.

-- Прошу, Иван Михайлович, поужинать с нами, чем Бог послал,-- сказал он. -- Весьма польщён... Тронут до глубины души... Великая честь попотчевать столь выдающегося актёра... У меня, сами знаете, как. У меня когда свинина -- всю свинью давай на стол, баранина -- всего барана тащи, гусь -- всего гуся!

Я озадаченно поскрёб затылок. Это уже был больше Собакевич, чем великий актёр Михаил Ломарёв.

-- Спасибо, я сыт...

-- Когда ж тебя успели покормить? -- весело воскликнула Лиза. -- Ну давай, не вредничай! Всё для тебя!

Я с интересом рассматривал татуировку на левом плече Лизы, наглую рыжую кошачью физиономию в вензелях, и чутьём понимал, что это рисунок со смыслом.

-- Да нет, правда пока не хочу. Может, позже.

Есть и правда совсем не хотелось, тем более не вызывала доверия огромная румяная свинья, с хитрой ухмылкой на физиономии, у которой угрюмый Собакевич и Бересклет, с лоснящимся лицом от жира, выели полбока. Я просто содрогнулся, на них глядючи. И на прожорливую вегетарианку Леру было больно смотреть. Перед ней на большой тарелке лежала баранья нога, которую она всякий раз с трудом поднимала и, еле удерживая в своих хрупких руках, выгрызала кусок. Рядом с тарелкой горой лежали обглоданные кости. Меня так и подмывало спросить: дорогая, а как же борьба с калориями и вегетарианство? А ещё я чуть не ляпнул: любимая, ты одна, без Шмыганюка?

А вот Лиза почему-то к мясному не прикасалась. Она пила кофе из маленькой чашечки и время от времени хрумкала неимоверно большой плиткой шоколада.

-- Ну, Иван, как прошли смотрины? -- хмурясь, спросил Ломарёв. -- Ознакомился со своей истинной жизнью? Рассказывай без утайки, тут все свои.

-- Спасибо, ознакомился.

-- А меня там видел? -- спросила Лиза своим тоненьким голоском. -- Мы там с тобой случайно не женаты?