Театральный бинокль

— Смотри, — сказал он, — внимательней посмотри — и увидишь: паук замер, будто распятый на собственной паутине… но это он только притворяется — я, мол, распятый, я мертвый, меня вовсе нет… а теперь! — и он дунул на паука. — Смотри, как он плавно спланировал вниз — будто на парашюте! — и раскачивается в сеточке-паутинке, словно в гамачке… а вот я еще разок дуну — и паук встрепенулся, и, как матрос, вскарабкался вверх по серебряной, прозрачной своей веревочке…

— Ну и что? — перебила она. — К чему ты клонишь?

А он без улыбки посмотрел на нее, посмотрел пристально, внимательно, с любопытством. С таким же почти любопытством он только что разглядывал паука.

— А я нашла! — закричала Ирочка. — Масленок, масленок!

— К сожалению, червивый, — сказал отец, надламывая рыхлую грибную шляпку. — Ну ничего, не огорчайся. Если один попался, значит, будут и хорошие.

Он и тут оказался прав — вскоре стали встречаться молоденькие маслята, упругие, маленькие, скользкие. А потом и несколько груздей попалось, и волнушки, и много сыроежек, и даже один белый гриб, боровик. Ирочка радовалась вовсю, она оказалась самой удачливой.

Парная духота в лесу постепенно рассеялась, дышать стало легче.

Волнушки волнуются — раз!
Сыроежки волнуются — два!
И маслята волнуются — три! —
А я не волнуюсь нисколечко,
хоть умри!.. —

сочинила наконец-то Ирочка и засмеялась так звонко, что мать с отцом одновременно вздрогнули: она — от раздражения, а он — от счастья.

Под пальмой

Алексея Иваныча проводили на пенсию. И банкет был, и все конторское начальство присутствовало, и речи торжественно-печальные, произносились, и кучу разных подарков преподнесли. Сперва Алексей Иваныч хотел все организовать в ресторане, но потом передумал и созвал гостей домой. Квартира у него была небольшая — две комнаты, — но комнаты просторные, с высокими потолками. В самой большой комнате поставили рядом три стола, кадку с огромной пальмой отодвинули в угол, комод вытащили в маленькую комнату — и стадо не хуже, чем в любом ресторане. Даже лучше. Директор конторы в своей речи сказал, что здесь, «под этой развесистой пальмой», в кругу друзей и сослуживцев, «мы провожаем лучшего бухгалтера нашего треста», и так далее, в таком же трогательном духе. И другие — тоже очень красиво говорили.

Алексей Иваныч был очень тронут. Почти до слез.

Позднее, проводив дорогих гостей, в течение нескольких следующих дней он все томился, вынашивая сладкую мысль: как бы отблагодарить своих товарищей по работе? Как отплатить дорогим друзьям за их доброту и сердечность? Чем вознаградить целый коллектив хороших людей — чтобы каждый из них почувствовал то, что чувствовал сам Алексей Иваныч?

Решение родилось гениально-простое: «Подарю им пальму! — и Алексей Иваныч даже обрадовался: — Ну конечно же, лучше нельзя придумать. Поставят ее в вестибюле… или — в красном уголке! И год пройдет, и два, и десять, и, может, сам я помру, а пальма все будет стоять, и все будут помнить — а ведь это Алексея Иваныча пальма…»

Так он думал. И так он сказал жене, которая сперва удивилась, потом поскупилась («жалко, Леша, — такую красоту отдавать…»), а потом согласилась: дари, бог с тобой. Хорошим людям не жалко.

— Вот именно, — подхватил Алексей Иваныч. — Ты пойми — эта красавица у нас уже больше десяти лет стоит. Послужила и хватит. А теперь пусть другим людям глаз радует. Вон какая — большая, разлапистая, зеленая, узорчатая… и каждая веточка — словно веер! Бери и обмахивайся. Они там, в конторе, под этой пальмой товарищеские ужины смогут устраивать.

— Да я ж разве против, Леша? — обняла его жена. — Решил — дари.

На другой же день Алексей Иваныч явился в контору, прямо в кабинет директора.

— А-а, привет ветерану, — сказал директор, вставая из-за стола. — Проходи, проходи. Присаживайся.

Директор был не один. В кабинете сидели еще двое: заместитель директора — молодой энергичный блондин, и главный бухгалтер — толстая женщина с переутомленным лицом. Разговор между ними шел явно деловой, актуальнейший, поэтому они посмотрели на Алексея Иваныча с некоторым естественным раздражением.

— Ну, каким ветром? — спросил директор нежданного гостя, успокаивая прочих легким движением руки: не волнуйтесь, мол, братцы, я его мигом.

А Алексей Иваныч вдруг разволновался, засмущался, невнятно забормотал, путано излагая цель своего визита.

— Постой, постой, — перебил его директор. — Так мы будем весь день выяснять… Просто скажи — чего хочешь?

— Так я же сказал — пальму хочу…

— Какую пальму? — нахмурился директор и быстро скосил глаза на заместителя.

— Нет у нас никакой пальмы, — буркнул заместитель.

И тут Алексею Иванычу стало легко и даже весело — он понял, что его приняли за просителя. А ведь он… он — совсем наоборот!

— Это я, я, я хочу подарить вам пальму! — воскликнул Алексей Иваныч. — Понимаете? На память, как говорится. Всему коллективу. В знак благодарности. Ясно?

— Какую пальму? — не поняла главный бухгалтер.