Тебе, моя единственная любовь

— А, та история с привидениями… — ответил человек за конторкой.

— Какая история?

— Да сейчас в городе только и разговоров, что об этом. Вы ведь о призраке, который появляется на задворках храма Гококу? Говорят, в последнее время много кто его видел… — портье почесал затылок. — Подробностей я не знаю, но вроде бы это призрак какой-то древней принцессы. Кажется, есть какая-то легенда… Хотя сам я ни во что такое не верю.

Услышав о призраке принцессы, Наоэ и Такая молча переглянулись. По дороге к месту событий они попробовали порасспрашивать прохожих, и половина из них подтвердили те же самые слухи, а один из местных жителей сказал:

— Так то же Саюри-химэ.

Оказалось, одно из местных преданий как нельзя подходит к нынешней сверхъестественной истории.

— Вы не расскажете об этом поподробнее?

Они остановили какого-то старичка, выгуливавшего собаку в тоямском замке.

Успокаивая непоседливого пса, пожилой человек ответил:

— Наложница одного феодала, который правил тут много-много лет назад. Он убил её по подозрению в измене.

— Феодал, который тут правил… Кто это? — спросил Такая, повернувшись к Наоэ.

— Если в эпоху Эдо — то Маэда… А вы не знаете, когда именно это было? — снова обратился Наоэ к старику.

— Да, кажется, в эпоху Усобиц…

Заметив, как Наоэ вздрогнул, Такая спросил:

— Что? Есть какие-то зацепки?

— Да нет… Большое вам спасибо, — поблагодарив старика, они отправились дальше.

По дороге через ров Наоэ снова заговорил:

— Не нравится мне всё это.

— Что? В чем дело?

— Уж если вспоминать, кто здесь правил в эпоху Усобиц — так это Сасса Наримаса.

— Тот самый, с кем мы сцепились в Наре?!

Наоэ кивнул, рассеянно поглядывая на уток, чистивших перья в дальнем уголке канала.

— Что ни говори, а от тех скелетов попахивало Усобицей Духов. Тояма сейчас находится в сфере влияния Оды. Если в этом замешан Сасса Наримаса… В любом случае, пойдемте проверим то место, — и они зашагали тем же путем, каким шли ночью.

Место называлось Приречным проулком. С тех пор, как император Тайсё посадил в нём символическую сакуру, тут вырастили целую аллею вишневых деревьев. Проулок следовал за течением реки Дзинцугавы и одним концом вплотную примыкал к купающейся в зелени территории храма Гококу. Вокруг же располагались спальные районы. Наоэ и Такая поймали женщину, по виду — местную домохозяйку, и пристали к ней с расспросами.

— Да вот уже целую неделю… Вечером в окнах отражаются какие-то летающие огни, потом эти странные звуки… Муж вообще говорит, что видел в проулке чью-то оторванную голову.

Такая и Наоэ нахмурились. Все сходилось.

— Ребенок боится выходить на улицу, прямо не знаю, что и делать. Нет, я, конечно, слышала эту историю, но кто бы мог подумать, что привидение принцессы до сих пор появляется здесь…

— А вы знаете эту легенду?

— Ну да, про Саюри-химэ и вон то дерево эноки…

— Расскажите, пожалуйста, если вас не затруднит.

Хозяйка попалась словоохотливая — она даже отвела их к дереву и рассказала вот какую историю.

В эпоху Усобиц Тоямой правил Сасса Наримаса, и была у него наложница по имени Саюри — девушка неземной красоты. Она была дочерью богатого фермера в местечке под названием Гофуку. Однажды Наримаса проезжал мимо, возвращаясь с охоты за цветущей сакурой[18], и, приметив Саюри в толпе распростёршихся на обочине людей, решил взять к себе в наложницы. Он любил её больше других и не отпускал от себя ни на секунду. Но остальные наложницы из зависти к Саюри распустили слухи о её неверности, пока Наримаса ездил навестить Токугаву Иэясу в Хамамацу. Когда слухи достигли ушей Наримасы, тот настолько рассвирепел, что зарубил на месте того мужчину, на которого пало подозрение, а саму Саюри вместе со всей её родней убил на скалистых берегах Дзинцугавы. Он подвесил ни в чем не повинную девушку на ветвях дерева эноки и буквально изрезал на части. Как ни клялась Саюри в своей невиновности — никакие слова не могли достичь затуманенного гневом рассудка Наримасы. Каждый раз, отрубая голову кому-то из её родичей, он наносил Саюри очередную рану и так замучил до смерти.

Вот что записано об этом в летописи «Эхон Тайкоки»:

«Когда настал её смертный час, прекрасный лик Саюри исказился черной злобой, из очей полились кровавые слезы, и она возопила страшным голосом:

— Будь же ты проклят, Наримаса! Ты меня погубил, и тело мое обратится в прах, но дух мой станет демоном и не даст покоя ни тебе, ни твоим детям, ни детям твоих детей. Я истреблю всё твое потомство и уничтожу твой род!

С теми словами и умерла от меча. И те, кто видел сие, закрывали глаза руками. И те, кто слышал сие, затыкали уши».