Тебе, Победа!

— Не обижайся. Мы с Реми будем на улице спать.

— Мы же лесные, — сказал Реми. — За километр все услышим, даже во сне. Ты не сердись. Ты вот связь лучше понимаешь, ты тут нужнее.

— Конечно, — сказал Йон и сел в кресло. — Идите. Если у меня тут будет шухер, что делать?

— Шухер? — переспросил Реми.

— Тревога, — объяснил Йон.

— Это мы услышим. Мы не будем далеко отходить. А если мы чего услышим снаружи, я останусь наблюдать, а Клю сюда придет.

Реми и Клю исчезли. Ирам постояла в дверях нерешительно.

— Йон… Ничего, если я тут прилягу?

— Конечно. — Йон откинул спинку кресла, вытянулся в нем полулежа, расстегнул куртку, ослабил на джинсах ремень — ночь предстояла длинная, а отдых бы не помешал.

Появилась Ирам с подушкой и пледом, за которыми она ходила в гостевой домик. В помещении поста был узкий диванчик, похожий на полку в каюте лайнера; положив на него подушку и плед, Ирам повесила на крючок у двери свою куртку и смущенно сказала:

— Отвернись пока.

Йон, улыбнувшись, вместе с креслом повернулся к мониторам; судя по звукам, Ирам сняла джинсы и забралась под одеяло.

— Йон, — услышал он ее голос.

— Что, сестренка? — он покосился на нее через плечо.

— Скажи, а ты помнишь свою маму?

— Нет. Она умерла, когда мне еще трех лет не было.

— А почему папа не женился в Космопорте? Второй раз, я имею в виду?

— Честно сказать, я точно не знаю. По-моему, он не хотел меня травмировать, пока мы жили вместе. Мы с ним хорошо жили. Потом я пошел в училище, а в четырнадцать поступил в университет и стал, конечно, жить в кампусе. Видеться мы стали редко, только по воскресеньям, потом ему предложили в его фирме возглавить филиал на Ашдоле. Тут он познакомился с Гидем. Я ее хорошо помню: когда они улетали, мы вместе посидели в ресторане. Очень она мне понравилась.

Вдруг Йон прервался и замолчал.

— Нет, так мы с тобой никогда не будем друг другу верить, — решительно сказала Ирам. — Я знаю, о чем ты подумал. На Тартаре ты мне сам назвал и имя отца, и имя моей мамы. Я только кивала. Ты слышал, как я с кем-то говорила по-астлински, но с кем и о чем — ты не знаешь. Теперь ты вдруг испугался, что я — шпион. Так?

Йон мучительно покраснел:

— Ты что, психократ?

— Нет. А впрочем, проверь меня. Задай вопрос, на который никто посторонний не может знать ответ.

— Но если ты психократ, ты сможешь считать ответ с моего мозга.

— Ты же знаешь, что таких психократов — единицы. Вот упрямый! Ну хорошо, тогда слушай. Мою маму, Гидем Талахвиэ, в детстве звали «Абух-Мабух».

Йон прыснул: вспомнил, как смешно об этом сказала Гидем тогда, в «Древнем Астелле», десять лет назад, и как он смеялся — так, что не мог остановиться.

— У тебя была коллекция бумажных книг по истории Экспансии, пятьдесят семь штук, — продолжала Ирам, — на двух из них были автографы академика Герша, и ты, когда поступил в университет, подарил их университетской библиотеке, подарил анонимно, никто не знает об этом, кроме тебя и папы; и вся эта коллекция выставлена на стендах в первом читальном зале твоего факультета с указанием: «дар неизвестного». Так?

Йон кивнул.

— У тебя на мизинце левой ноги шрам: когда тебе было девять, ты играл с мальчишками, и нога попала под транспортер. Это можно узнать из твоего медицинского файла, верно? Но никто, кроме тебя и папы, не знает, что ты до сих пор этого пальца не чувствуешь, он у тебя немеет.

— Теперь прошло, — сказал Йон. — Но десять лет назад было так.

Он встал, подошел к диванчику, опустился возле него на колени и склонил голову. Ирам невесело засмеялась.

— Даже если ты суперпсихократ, прочесть эти вещи ты не могла, потому что я о них не думал. И вообще. Ирам! Я какой день себя уже грызу: я не верю, не могу заставить себя верить своему сердцу. Я не знаю, что сделать, чтобы изменить это. Вот Реми — он верит. А у меня все время какие-то занозы в мозгу.

— Быть чрезмерно доверчивым тоже нельзя, — сказала Ирам, приподнявшись на локте; она провела ладонью по склоненному бритому черепу Йона — в знак прощения, наверное. — Я отчасти тебя понимаю, потому что мне тоже пришлось несладко и я научилась никому не доверять. Но ты все-таки упрямый.

За спиной Йона пропиликал вызов. Он вскочил и прыгнул в рабочее кресло.

— Пост второй, — сказал он в микрофон, поспешно надевая наушники.

— Пост второй, я пост первый, — раздался голос дежурной. — Михал, это вы?

— Нет, резидент уехал в город поднимать тревогу, — объяснил Йон. — Это Йонас Лорд.

— Понятно. Включите кодирование, пост второй.

Йон коснулся монитора у кнопки «кодирование». Послышался знакомый свист.

— Первая, слушаю вас.

— Примите уведомление.

На мониторе перед Йоном возник текст: