Тебя все ждут

Я несколько раз писал Алке, просил, чтобы с меня сняли это молитвенное ярмо. Алка ответила: скажи спасибо, что не приходится еженедельно по два часа подряд читать «молитвы к причастию» и потом «причащаться» (что бы это ни значило). У тебя верующий персонаж, написала Алка, мы и так оставили тебе минимум.

Ну и что? – огрызался я. Был верующий – пусть теперь разуверится. Пусть у него (у меня) случится внутренний кризис. Динамика должна быть? Ну нельзя, стонал я про себя, невозможно так насиловать человека…

Думая это, я продолжал шевелить губами, отдельные фразы повторял вслух. С моей фотографической памятью я давно уже выучил наизусть все молитвы – и утренние, и вечерние. В настольную Библию были вклеены полтора десятка страничек, которые притащил ещё Ванечка-семинарист, – с переводом на современный язык. Так что я даже смысл понимал… Но на сотый раз мозг как будто покрылся лаком, слова соскальзывали, ничего не задевая внутри: «помилуй», «помилуй мя грешнаго», «вольныя моя грехи и невольныя»…

Единственное, что меня хоть немножечко развлекало, за что я мог мысленно хоть чуть-чуть зацепиться, – это был список грехов:

– «Или кого укорих…»

Кого я укорих (то есть укорил)? – думал я. Никого. Меня все укорих – и Ольга, и маменька, а я никого не укорих…

– «Или опечалих…»

То же самое. Меня все опечалих, а я никого не опечалих.

– «Или солгах…»

Что значит «солгах»? Нет, слово-то я понимаю, солгал. Но я же актёр. Я живу по сценарию. Я не солгах, я сыграх. У меня вся работа – «солгах»…

– «Или объядохся…»

Это да, признаю, объядохся маленько. Но уж очень вкусную кулебяку с вязигой испёк Маврикий. Надо сдерживаться, уже штаны тесноваты… Но что, вы считаете, это такой уж серьёзный грех? «Объядохся»…

– «Или опихся…»

Ах, чего бы я сейчас ни отдал за «опихся»!.. За три месяца – один-единственный раз… Я подробно вспомнил мальчишник с цыганками, с тоненькой Ксюшей, которая так хорошо сидела у меня на коленках… Да и тогда – не опихся толком, а так, слегка пригубих…

Каждый вечер, когда мне заводили эту молитвенную шарманку, мне чудилось, что она будет вечной. Но двадцать две минуты всё-таки истекали, и я оказывался на свободе до следующего утра. Кончились они и на этот раз. Наступила бархатная тишина.

Появилась Дуняша, чтобы помочь мне разоблачиться и переползти из кресла в кровать – но я почувствовал, что не засну. Из-за круглосуточной неподвижности я стал засыпать очень плохо. Чем ворочаться в тёплой постели, подумал я, лучше провести время с пользой.

Дуняша меня закатила за стол, зажгла две свечи, чтобы в глазах были красивые блики. Я для виду задумался ненадолго, потом обмакнул перо в сухую чернильницу и начал писать вам письмо – самое первое. Вы его помните?

ДАВНО НАЗРЕВШЕЕ ПОЯСНЕНИЕ

Теперь, когда бóльшая часть учебного материала пройдена (и, надеюсь, усвоена), пора дать ответ на ряд назревших вопросов:

– Зачем, собственно, А. Орлов так подробно описывает происходящее на площадке?

– Когда?

и

– Кому?

Наверняка вы обратили внимание, что начиная с самой первой главы А. обращается не к воображаемому читателю (как это делаю я), а к некоему конкретному адресату. Он, в частности, пишет о Камиле Файзуллине: «Вы его знаете, он играет Мишеля». И далее:

– «Не буду вдаваться в детали, вам, наверно, и не полагается…» (там же, глава Δ10);

– «Вдруг вы не знаете, кто […] такой [Целмс]? Я ведь тоже в вашем мире не ориентируюсь…» (глава Δ13), и пр.

Логика повествования наконец подвела нас к самому первому тексту из тех, которые я включил в это пособие, – т. е. к тексту, который был первым написан.

Как сообщает сам А., в день появления Вари, 25 февраля по новому стилю, после вечерних молитв он почувствовал, что не заснёт, и, чтобы скоротать время, написал некоторое письмо. (Я приведу его ниже.) В этом письме наш герой обратился к семинаристу Ивану, который в течение подготовительного периода обучал резидентов «Дома Орловых» основам религиозного этикета.

Однако через четыре дня, 1 марта 2022 года, вместо Ивана на это письмо ответил некий «священник Георгий». Я не наводил о нём справок (не было необходимости): полагаю, это один из преподавателей НУПДС (Николо-Угрешской православной духовной семинарии), с которой у нас был заключён небольшой договор – студентов и преподавателей НУПДС мы привлекали для консультаций и для участия в нескольких эпизодах религиозного содержания (сценах соборования, отпевания, похорон и т. д.).

В течение следующей недели А. Ю. Орлов отправил священнику целый ряд довольно пространных посланий на околорелигиозные темы, не имеющие ни малейшего отношения к содержанию данного шоураннерского пособия. В своих письмах А. порою упоминал происходящее на площадке, но чрезвычайно невнятно.

Отчаявшись разобраться в сумбуре (и, я уверен, имея в виду собственные «духовные» цели), священник Георгий порекомендовал изложить события по порядку и намекнул, что этот последовательный рассказ, возможно, откроет некий внутренний смысл происшедшего – в первую очередь даже не адресату откроет, а самому повествователю, т. е. А.