Тебя все ждут

– Видишь ли, некий корнет сделал нашей танцовщице предложение.

– У вас семейное дело. – Машка убрала вышивку в ридикюль. – Прощай, Оленька, прощай, Варя. – На меня только взглянула, мол: «Нынче вечером, помни», – и вышла.

– Чего же ты хочешь? – спросил я Варю слишком сердито и резко. Меня возмущало и обижало, что шоушушера не даёт мне работать в нормальном ритме. То месяцами мусолит одно и то же, то напихает подряд важные сцены, не успеваешь сориентироваться. Нет, нет, нельзя, чтобы раздражение просачивалось на экран, это последнее дело. Я сказал тише: – Ты влюблена в него?

– Должно быть, не влюблена.

Я не уставал удивляться: гениальная балерина, а актриса – пустое место.

– Коли так, откажи ему. – Оленька на фоне Вари была сама естественность, сама мягкость.

– Ах, Ольга Кирилловна, он такой милый, – сказала Варя.

В который раз я подумал: надо её научить зажимать диафрагму. Не может чувствовать – пусть хотя бы телом играет. Хоть минимальная иллюзия внутреннего сопротивления. Ольга пишет записочки – почему бы мне Варе не написать.

– Ну так прими предложение! – фыркнул я. – И то пора замуж идти.

– Мне его жалко… Как отказать, я не знаю…

– Я сам скажу ему. Отвези меня, Оля.

* * *

В бальной зале лакеи гасили свечи специальными колпачками на длинных ручках. Увидев нас, Ферапонт остановил процесс, выпроводил лакеев из залы, затворил двери.

Сейчас я пытаюсь представить лицо Варькиного жениха, который поспешно поднялся навстречу, – нет, на месте лица пустота. Помню только, что был небольшого росточка.

И очень хорошо помню, что Оленька встала рядом с моей коляской и положила руку мне на плечо. Так фотографировались в старину: муж сидит, а жена стоит рядом.

– Господин Хвостиков, – сказал я (иногда, чтобы как следует рассмешить зрителей, нужно быть максимально серьёзным). – Благодарю вас за честь. Но моя сестра ещё молода. Я думал, что вы обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.

– Виноват, граф… – пробормотал молодой человек, – но я так боготворю Варвару Кирилловну, что… Прощайте, граф. Простите меня, графиня, – и выбежал вон.

Я подумал: в начале сезона «графом» с «графиней» были папенька с маменькой, а теперь маменьку называют «старой графиней» или «графиней Анной Игнатьевной». А просто «граф» и «графиня» – мы с Ольгой.

Когда Хвостиков выбежал, мы с ней остались в большой сумрачной зале одни. Тут и там догорали свечи, оплывшие и бугристые.

– Алёша, ты думаешь, что корнет – неподходящая партия?

– Партия вполне приличная. Для Вари, возможно, даже блестящая. Но дела так запутались, что мы ничего не можем дать ей в приданое… Да она и сама призналась, что не любит его.

– Это условие необходимое? – сказала Оля вполголоса (как шёл и весь разговор).

Я многозначительно помолчал – и продолжил тему «любит – не любит»:

– Где теперь князь Мишель?

– В Швейцарии. Или в Италии. Что мне за дело до князя Мишеля? Он пользуется своей свободой. Видит новых людей, которые для него интересны. А я? Стареюсь!

– Ну уж… – Я вспомнил, как выглядели её руки, свежие и молодые, рядом с Машкиными.

– Да, да! Даром, ни для кого проходит моё лучшее время! Чем занимательнее его письма, тем мне досаднее. Он живёт настоящею жизнью, а что я? Я должна жить только мыслью о нём?

– Но… ты любишь его? – осторожно подсказал я.

– Я его почти не помню.

– Как так? Не помнишь Мишеля?

– Не то что «не помню»… Я знаю, какой он. Но вот папеньку – закрою глаза – и помню. А Мишеля… – Она зажмурилась. – Нет. Темно, пусто.

Открыла глаза, скользнула на мой подлокотник, прижалась, насколько ей позволяло кресло, вздохнула:

– Я тебя́ люблю, Алёша… И маменьку. И Варю тоже… И никого мне не нужно.

Неужели это только сценарий? – подумал я. Я ведь её никогда не считал хорошей актрисой. Разве смогла бы она так сыграть, если совсем ничего не чувствовала? Как легко, как естественно она это выговорила: «Я тебя люблю, Алёша».

– А вот бывает с тобой, – спросила Оленька почти шёпотом, близко глядя на меня блестящим глазом, – бывает ли, что тебе кажется, что всё хорошее уже было, прошло? И так грустно, грустно?..

– А как же. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка, и так мне скучно стало…

Заученный текст как будто сам рождался у меня в горле, в голосовых связках, а мысли шли своим чередом: это тихое воркование при свечах напомнило мне, как полгода назад Ольга льнула к старому графу. И, словно в ответ, разноцветным огнём сверкнула алмазная грань. Неожиданно для себя я сказал:

– Ты давно не надевала своё ожерелье.

Этих слов в сценарии не было. Я ощутил, как она напряглась, соображая, чтó можно ответить. Но тут открылась одна из дверей, и в проёме возникла большая фигура Дуняши. Оля отпрянула от меня, спрыгнула с подлокотника, будто нас застали врасплох.

– Ваше сиятельство, извините… – Дуняша замешкалась, как бы не зная, докладывать ли при Ольге. – К вам госпожа баронесса.