Тебя все ждут

Что мне было делать за день до премьеры? Да, я получил высочайшее разрешение – но двумя этажами ниже, в финансовом департаменте, меня встретили сфинксы, которые ещё меньше, чем их повелитель, любили платить по счетам. В восемь вечера в пятницу сфинксы, конечно, давно улетучились из бухгалтерии, кроме одной: вы ведь знаете, что сфинкс – женского пола? Последняя сфинкс (или сфинкса), позёвывая, что-то печатала одним накрашенным когтем… Стало ясно, что визы я не соберу.

Пришлось отдать за стекляшки собственные наличные деньги – хорошо, я держал их здесь же, в телецентровском Газпромбанке, в ячейке…

А что было делать? Какой бал в девятнадцатом веке без драгоценностей? И какие военные без орденов?

Это я вам рассказал один кейс. А их были десятки.

Поэтому в воскресенье в седьмом часу вечера, когда студия погрузилась в кромешную тьму, я, светя себе под ноги телефоном, вернулся в «блиндаж», улёгся на свой диванчик – и послал мысленные приветы К. З. Тодуа и С. С. Кожухарю: воюйте там между собой, выясняйте, кто сильней, кит или слон… А я пока подремлю…

Не дремалось! Внутри жужжал зуммер, мигала красная лампочка.

Все последние месяцы, конструируя «Дом Орловых», переплетая сюжетные линии, редактируя реплики, я постоянно сверялся с «Войной и миром». Теперь, в полусне, я сам превратился в Кутузова, или в Наполеона, или в Сергея Бондарчука. Подо мной разворачивалась Бородинская панорама: леса, поля, солнце, туман, блеск штыков. Я мысленным взором обозревал расставленные перед битвой войска. Каждый из персонажей мне представлялся как некое боевое соединение:

С. Г. (старый граф, Борис Васильевич) – корпус,

М. (Людмила Ивановна) – дивизия,

О. (Гололобова) – батарея,

А. – полк…

Но в отличие от Толстого с Кутузовым (или тем более от Сергея Бондарчука), вместо готовности к битве я чувствовал изнеможение и тревогу.

С высоты боевые порядки казались исправными: праздничные мундиры краснели и зеленели, штыки отсвечивали на солнце, из игрушечных пушек выскакивали облачка дыма. Но стоило присмотреться, приблизить картинку, как в маменькиной дивизии (или роте, неважно) обнаруживался разброд и кишение: у одного солдата из-под мундира торчало нестираное бельё, другой бросил оружие, третий спал… И ведь я же предупреждал, я с самого первого дня говорил, что с этой безумной Люськой справиться невозможно, надо от неё избавляться чем раньше, тем лучше, вынес два выговора, третий чуть-чуть не успел… Очевидно было: она не вытянет ежедневный эфир.

Она даже премьеру не вытянет. Если сравнивать первый эфир со сражением, то в решающей точке корпус старого графа должен был соединиться с дивизией маменьки, разбить противника (зрителя) наголову, сокрушить, оглушить… Но старый граф с маменькой окопались на разных концах панорамы, и между ними не было никакой связи. Они не посылали друг к другу фельдъегерей и адъютантов. Они вообще не желали видеть друг друга в упор…

Дальше – О. (Гололобова). Тоже не всё слава богу. Глаза голубые. Текст помнит. Вроде надёжная. Но неизвестно, как к ней отнесётся тётка со сковородкой. Слишком уж она ровная, слишком стерильная… И как актриса – конечно, не ах, не фонтан…

Но главной моей проблемой была не О. и даже не сумасшедшая М. Проблемой номер один – как я назвал для себя, «проблемой А» – и был, собственно, А. …

ПРОБЛЕМА А

Вспомните, какую радость испытал А., впервые увидев этого своего мерзавца Семёна? «Ух ты!» – подумал А. – «Ну и физиономия!»

А чему, собственно, было радоваться?

Здесь кроется ключевой вопрос кастинга (и не только кастинга). Нужно сделать маленькое теоретическое отступление, разобраться: что в принципе вызывает у зрителя радость?

Настоятельно рекомендую к прочтению книгу Лоретты Бройнинг «Гормоны счастья» (Habits of a Happy Brain by Loretta Breuning). Ключевая цитата: «Навязчивые мелодии, которые мне приходилось по многу раз слышать в юности, теперь вызывают у меня непонятное ощущение радости. Странность в том, что в юности я их терпеть не могла. Это та музыка, которую когда-то слушал мой старший брат, мой начальник; те шлягеры, которые доносились из кафе на углу. […] Когда мы слышим полузабытую музыку и мозг предугадывает следующие ноты, каждое такое оправдавшееся предсказание стимулирует выработку дофамина».

Это очень важно понять. Дофамин – гормон радости. Зритель должен испытывать удовольствие на химическом уровне. Эффект узнавания – это гарантия рейтинга.

Лицо, увиденное на экране, должно мгновенно и точно втемяшиваться в определённый раздел, как шайба в сетку, как пуля в яблочко: «добрая тётушка» или «красавица-стерва», «смешной толстяк» или «брутальный красавец-который-всех-презирает-но-влюбится-и-сам-залезет-в-хомут»… Что отличает звезду? Чёткость маски. Чем резче очерчена маска, тем ярче кинозвезда.

И наоборот, худшее качество киноактёра – невнятность.

Ситуацию с А. – Алексеем Юрьевичем Орловым – усугуб-ляло редкое и особенно подлое обстоятельство: сама эта его невнятность была какой-то неявной, она проявлялась не сразу, а постепенно.