Тебя все ждут

Как бы вам объяснить. Когда у девушки сильное чувство, любовь, полулюбовь, но реальный объект недоступен, она это чувство выплёскивает, допустим, на своего пуделька: тискает, треплет уши, целует, пуделёк вырывается и визжит… Или набросится с поцелуями на подругу, или даже на безопасного друга противоположного пола (а он, бедняга, примет на свой счёт) – или вот, как сейчас, на безопасного родственника. То есть физически-то она сжала меня, моё плечо, – но хотела сжимать этого в белом мундире. Мне было одновременно и жалко её как сестру – и в то же время обидно, и оскорбительно даже: меня, не мальчика, а мужчину, взрослого и, как мне хотелось надеяться, вовсе не безопасного, юзают как ту комнатную собачонку.

– И без Мишеля весело? – спросил я дрогнувшим голосом, превратив собственную обиду в обиду за друга детства и Ольгиного жениха. У нас, у актёров, этот приём называется «подложить» – когда собственное настоящее чувство (совсем по другому поводу) используется для работы. Например (грубо): по легенде, у тебя погиб друг, тебе надо заплакать – а ты вспоминаешь, как в детском саду хоронил черепашку.

– Он мне привёз письмо… от Мишеля, – потупилась Ольга. – Алёшенька… – вдруг двумя руками взяла мою руку, прижала к своей очень тёплой щеке (не ладонью, а внешней стороной), крепко поцеловала – и быстро от меня отошла.

«Ничего себе», – только я и успел подумать. Даже так: «Ни-чего себе!» Запястьем продолжал ощущать тепло губ, гладкость щеки… Но смаковать было некогда – сзади меня уже окликал «Шах»:

– Граф, позволите ли спросить…

Повернулся с досадой: куда из сценария денусь, спрашивай, дрянь.

19

– Кем вам приходится сей кавалергард с выразительным шрамом? – спросил Шах, глядя мимо, на Славку.

– Это известный Фёдор Забела. Он получил свой шрам в знаменитой кавалергардской атаке под Аустерлицем. Из двухсот пятидесяти человек осталось в живых осьмнадцать. Фёдор едва не потерял глаз…

– Вы вместе служили?

– Нет, я семёновец. Фёдор – племянник одной из маменькиных кузин.

– Стало быть, родственник?

– Таких родственников у нас вся Москва и больше чем пол-Петербурга.

– Вот как… Тогда, чтобы больше не отвлекать от обязанностей хозяина…

– Граф… – В тексте была ремарка «притронувшись к рукаву». Я поднял было руку – но дотрагиваться не стал, только прихлопнул ладонью по подлокотнику. – Граф, я люблю в глаза говорить, а сплетен терпеть не могу. Но князь Долгорукой велел о вас позаботиться. На правах старшего дам вам совет: держитесь-ка вы от Феди подальше…

В соответствии со сценарием я рассказал про бесчисленные дуэли, про то, что Фёдору «ничего не значит убить человека», ну и так далее. Костя от скуки чуть не зевал и сначала стоял ко мне вполоборота, а по ходу моего монолога отворачивался всё больше и больше, так что к концу я говорил уже практически ему в затылок.

Зачем он так делал? Сейчас я вам объясню.

Вообразите себе двух актёров в кадре – лицом друг к другу. Допустим, работает камера позади моего собеседника: в кадре моё лицо и его затылок. Потом наоборот – это так называемая «восьмёрка».

Или: камера сбоку, в кадре два профиля. Мы равноправны.

Теперь представьте: Костя повёрнут ко мне спиной. Как режиссёр может выстроить кадр? Одним-единственным способом: Костя на первом плане, а где-то сзади, в тени, жалко тявкаю я.

Я сделал длинную паузу, чтобы заставить его повернуться ко мне – не сработало.

– …Так что мой вам совет… – и, не сдержавшись, вставил мимо сценария, от себя: – Вам скучно меня слушать, граф?

– Почему же, напротив, – Костя пожал плечами… и не повернул головы.

– Мой совет: обходите Фёдора стороной. Его презрение к смерти, своей и чужой, было уместно на поле брани. Но в мирное время…

– Презрение никогда не уместно, – оборвала меня дрянь и, так и не посмотрев в мою сторону, двинулась к Славке – а я остался сидеть как оплёванный.

Ну ничего, злобно подумал я, поглядим сейчас, как ты попрыгаешь…

* * *

Предстоял эпизод вызова на дуэль. Кавалергард лорнировал Ольгу: по светским правилам это было и неприлично, и оскорбительно. По сюжету, Герой должен был встать прямо перед кавалергардом, загораживая ему обзор – и таким образом начать ссору. Но то ли Славку вызвали вместо другого актёра, то ли просто не рассчитали: Костя был ниже Славки буквально на две головы. Чтоб дотянуться хотя бы кудрявой макушкой до Славкиного лорнета, ему пришлось бы подпрыгивать, как собачке джек-расселу.

Костя подошёл к Славке, прищурился снизу вверх… и неожиданно протянул руку:

– Позвольте, сударь! – просто отнял лорнет и бросил на буфетную стойку.

Славка – не Фёдор Забела, не персонаж, а сам актёр Славка Рябов – этого не ожидал, и реакция получилась совсем не дворянской, не кавалергардской, зато весьма натуральной. Он побагровел, вытаращил глаза и как вепрь заревел:

– Мэ-элэ-стэ-вэй гэ-сэ-да-ар!