Тебя все ждут

Когда я думаю про династию, сразу всплывает картинка: премьера в Доме кино (отец снялся в небольшой роли). Мы с шиком подъехали на такси (хотя на троллейбусе было три остановки), поднялись по ступенькам, прошли сквозь фойе, как три мушкетёра (или, может, как три богатыря), нас даже фотографировали: дедушка – самый из нас высокий и импозантный, отец – в расцвете, «Великий Лесли», и я – тонкий-звонкий… Сколько мне было, пятнадцать? Примерно столько же, сколько Сейке сейчас. А отцу, значит, столько же, сколько сейчас мне. Но я был повыше и пофактурнее Сейки, я рано вытянулся… И головы трёх цветов: у дедушки благородная седина, у отца кудри тёмные, у меня золотые. Династия…

Да. Картинка, конечно, красивая – как дедушкины отретушированные фотографии пятидесятых годов… Но, ворочаясь за своей ширмой с райскими птицами, я размышлял: а если поближе на эту династию посмотреть, без флёра, без ретуши, и на дедушку, и на отца – разве у них карьера сложилась намного благополучнее, чем у меня? Разве космический светофор хоть однажды дал им зелёный свет – так, чтобы надёжно, надолго?

* * *

Дедушке предложили главную роль один-единственный раз. Зато где! Во МХАТе! В спектакле с Качаловым и Книппер-Чеховой! Ради этой возможности дедушка со скандалом ушёл из Театра драмы (ещё раньше он назывался Театр Революции, теперь это Театр Маяковского, или просто «Маяк»).

Дедушке было двадцать пять лет. Беспечный расслабленный аристократ (непонятно, откуда такая внешность), авантюрист, шалопай, изысканный, лёгкий… Никак из него не получался рабочий или матрос. Но и враг, фашист, шпион, контрреволюционер тоже не получался – слишком он был несерьёзный, без должной зловещести. В Театре драмы в спектакле «Давным-давно» играл эпизодического французика – по-моему, даже гасконца – с характерной фамилией Арманьяк. Дедушка иногда повторял любимую реплику из этой роли. Приподнимал одну бровь, как Лоуренс Оливье (кстати, на молодых фотографиях они похожи), и декламировал: «Проклятая страна. Ни солнца в ней, ни женщин, ни вина!» По дедушкиным рассказам, на словах «проклятая страна» по залу вспыхивали сдавленные смешки. Громко смеяться, конечно, боялись. Спектакль поставили в сорок втором году в Ташкенте, в эвакуации, а в сорок третьем театр вернулся в Москву.

В это самое время во МХАТе тридцатилетний Григорий Конский (между прочим, близкий приятель Булгакова) ставил комедию «Идеальный муж». Вы знаете эту пьесу? Оскар Уайльд, джентльмены сыплют остротами. Оказывается, во время войны в советских театрах ставили не только патриотические агитки…

Так вот, представьте себе: в главном театре страны решили поставить Оскара Уайльда – но сочли, что Гриша Конский ещё слишком молод, чтобы работать без присмотра. К нему был приставлен сорежиссёр – Виктор Станицын, опытный, осторожный, благонадёжный. Станицын считал, что главную роль должен играть его друг, тоже проверенный (что называется, записной) мхатовский аристократ Павел Массальский. Но молодой режиссёр Гриша Конский упёрся. Ему нужен был не грузнеющий корифей, а кто-то юный, лёгкий, прозрачный… И тут он увидел в Театре драмы, как дедушка-Арманьяк приподнимает бровь. Массальский тоже пытался поднимать бровь – но её тянул вниз второй подбородок. Дедушку переманили во МХАТ…

Я помню жёлтую ветхую папку с фотографиями. Двадцатипятилетний дедушка – а рядом, в шляпке с вуалью, Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, вдова А. П. Чехова. Дедушка во фраке, в жилетке, с моноклем и с папироской; напротив, тоже во фраке, – Василий Иванович Качалов.

– Вы, кажется, живёте только для удовольствия, – говорил В. И. Качалов в роли дедушкиного отца, лорда Кавершема.

– А для чего же ещё жить, отец?

– Почему вы не займётесь чем-либо полезным?

– Я ещё слишком молод, отец.

– Все сейчас притворяются молодыми. Дурацкая мода!

– Молодость – это не мода, отец, – отвечал В. И. Качалову дедушка (может быть, закуривая папироску). – Молодость – это искусство…

Слава уже открывала ему объятья – но прямо перед премьерой дедушку заменили.

Главную роль всё-таки получил Массальский с двойным подбородком – и продолжал играть молодого повесу до пенсии.

Тем не менее, в этом спектакле дедушка всё-таки вышел на сцену… в роли лакея Гарольда.

– Как прикажете о вас доложить, сударыня? – спрашивал дедушка Книппер-Чехову.

В «Идеальном муже» это была его первая и последняя реплика.

* * *

Почему дедушку заменили? Я не большой специалист по интригам, но думаю… просто так. Чтобы знали, кто в доме хозяин. Всем известно: любой театр – жуткий гадюшник…