- Я ведь тогда после армии пришёл, а он на меня своими глазищами… как у рыбы... Мамка-то померла, меня домой раньше отправили, в дембель... Похоронить же надо, ну... А ему двенадцать только... Отец-то ещё до этого помер… Хм-м, помер… Трепались тогда бабы, что не сам он с лестницы упал... Андрейка за мать-то сильно отца ненавидел, и мог, наверное... Хотя ведь отец-то тоже не просто так её гонял, шалаву, царство ей небесное... Ты вот посмотри на меня и на Андрея!.. Ни на отца, ни на мать не похож... Как инопланетянин… Как ангел… Все им любовались…
Олег взял со стола сигарету, прикурил с четвертой попытки. Руки хаотично дёргались, на стуле он держался только благодаря тому, что навалился всем телом на стену справа, а сзади его поддерживала спинка.
- Нагуляла она его, и отец это видел. От осинки не родятся апельсинки! – он зашёлся смехом, переходящим в нехороший кашель. – А она уж Андрейку люби-ила, ласкала, баловала... Да-а... Я когда пришёл, с армии-то, как увидел его... Думаю, не отдам! Оформили всё, чин чинарём, опекунство, всё законно!
Олег заволновался, будто споря с кем-то, оспаривавшим законность его прав на брата.
- Сразу на работу устроился, не пил, в дом баб не водил… Мда-а, баб… Да ты же видел его!
Мужчина вскрикнул, уставился Диме в глаза, ища понимания.
- Это же демон, скажешь нет?.. - и он потянулся к шее, вытаскивая из-за растянувшегося ворота задрипанной майки оловянный крестик. Нервно сжал его в ладони, лихорадочно облизывая шершавые губы. – Я не виноват! На него люди в городе головы выворачивали... Пару раз чуть не своровали прямо на улице... Дьявол послал мне его во искушение…
Олег закрыл ладонью рот, будто пытаясь заткнуть себя. Дима боялся пошевелиться, до последнего не веря, к чему идёт этот рассказ. Из последних душевных сил попытался изобразить понимание на лице, чтобы Олег не замолчал. Мужчина опять осоловело посмотрел в окно, язык его уже почти не слушался.
- Я вообще, кроме него, никого не видел тогда... Да и потом... Никто мне не был нужен… А он… Никогда я не знал, что у него в голове. Только смотрел на меня так серьёзно, как дети не смотрят, а я по этим глазам с ума сходил... И когда я... Он же не сопротивлялся совсем!
Дима закрыл глаза, пытаясь унять сумасшедший ритм сердца. Его замутило. Но Олег не видел ни Димы, ни кухни, никого. Он был целиком в своих воспоминаниях.
- Никогда он меня не отталкивал, никогда... Я после первого раза плакал, прощенья просил... А он только смотрел этими грёбаными глазами и по голове меня гладил... Ни упрёка, ни слезинки... И я не смог остановиться... Но боялся всё время, Господи, как же я боялся... Что узнают, что заберут его у меня, что он сам сбежит… Каждый день домой мчался после завода, боялся, вдруг его нет уже, вдруг ушёл, бросил меня...
Окурок рассыпался в пепел и обожжённую бумагу. Олег посмотрел на свои жёлтые пальцы.
- А после восьмого класса, прям на утро после выпускного, он мне сделал ручкой... Заранее подготовился, я потом догадался... Подал заявление в какой-то ваш спортивный… там ведь это… как его, блядь… общежитие... Записку оставил, дескать, в город уехал, не ищи…
Дима резко встал, чувствуя, что его сейчас вырвет. Еле добежал до унитаза, склонившись в рвотных судорогах. Его немилосердно скручивало, до рези в животе, да так, что он не мог вздохнуть. Он вцепился руками в обод унитаза. В голове пульсировала боль, всё тело лихорадило. Такое безжалостное столкновение с кошмаром, о котором он мог только читать в газетах и слышать по телевизору, вырвало ему сердце, оставив в груди поломанные рёбра. Между приступами рвоты, его били истеричные слёзы - на него словно опустилось чёрное, беспросветное горе. Диме казалось, что уже ничего не вытравит этот привкус желчи у него во рту, он никогда не сможет забыть того ужасного, до шевеления волос на затылке, открытия. Он повис на раковине, пытаясь умыть лицо. Из глаз текла солёная вода, и он никак не мог её контролировать. Кое-как придя в себя, Дима направился на кухню, стукаясь о проёмы и косяки – его сильно качало, словно на палубе. Олег лежал головой на столе и, судя по неестественно свешанной руке, был в полной отключке. Дима встал над обмякшим телом, понимая, что когда адвокаты говорят о состоянии аффекта, они имеют в виду именно это его текущее состояние. Мразь! Педофил! Насильник!
Дима покрутил головой, пытаясь найти хоть какое-нибудь оружие - нож, верёвку, палку, что угодно. И тут Олег закашлялся во сне. Из его лёгких вырвался свист и хрип, а на ободранной клеёнке, на которой лежала его щека, появились потёки крови вперемешку со слюной.
- Так ты подыхаешь, - мстительно проговорил Дима. – Чтоб тебя черти в аду жарили!